— Не сметь, — холодно и яростно повторила доктор.

“— Сухи ли у меня штаны? — размышлял М.Р. Маллоу, прячась за дверью: ему была дорога жизнь. — Сухи. Однако, ведь черта с два этот засранец уберет теперь плакат.” Кажется, доктор тоже это поняла. Потому что она испепелила Д.Э. взглядом и направилась к своей машине.

С этого дня они перестали разговаривать и не выносили никаких упоминаний друг о друге. Дипломатичный М.Р. сберег не только штаны, но и нервы: на рожон не лез. Но вот кто пострадал, так это мисс Дэрроу: она, понимаете ли, хотела, как лучше, вот и сказала доктору, что лично ей плакат очень нравится: такой страшный, что дрожь пробирает.

И хотя экономка “Мигли” тут же сделала прививку — для того и в амбулаторию заглядывала, отныне она стала для бывшей приятельницы всего лишь пациенткой.

К зиме 1911 года количество вакцинировавшихся жителей Блинвилля достигло примерно половины. Никто так никогда и не узнал, помог ли плакат кисти Д.Э. Саммерса в благом деле вакцинации, или, может быть, наоборот, именно из-за него и струсила вторая половина, но он продолжал висеть на своем месте, придавая колорита жизни горожан.

Первое декабря тысяча девятьсот одиннадцатого года ознаменовалось тем, что к доктору Бэнкс прибежал десятилетний внук Фрейшнера. Без шапки, шарф замотан, как попало, пальто нараспашку.

— Мики? — доктор закрыла журнал. — Опять дедушкины эксперименты с патентованными средствами? Я надеюсь, не отравление?

Мальчик был толстый, бежать ему пришлось быстро. Прошло некоторое время прежде, чем он отдышался.

— Нет, — выговорил он. — То есть, да, дед как раз готовит уксусомед морского лука. Ну, я вам скажу, и воняет! Tinctura catechu! Бабушка даже к соседке… но только это потом. Там… ой, доктор, поедьте прямо сейчас к нам на станцию!

Доктор Бэнкс молча смотрела на него.

— Мистер Маллоу, — продолжал Мики, — умотал по делам, а тут, понимаете, этот примчался. Машину вбок ведет, я думал, он на борт принял, только он ведь, доктор Бэнкс, никогда так не надирается, да его еще и поди напои, он же здоровый какой!

— Глупости, — отрезала доктор.

— Нет, — Мики помотал головой, — я говорю, машину вбок ведет, там кусты и сейчас помятые, из машины еле вылез, качка — от борта до борта! Я хотел сказать, что же вы, шеф, набрались-то так, а у него такая качка, что… ну, я ему ведро принес. А он…

Доктор Бэнкс вздохнула.

— Ну, Мики, — сказала она, — ты же взрослый мальчик. Понимаешь, что скоро Рождество. Мистеру Саммерсу, вероятно, стало плохо от того, что чуть ранее было слишком хорошо.

— Да ну, нет же, доктор Бэнкс! Что я, слепой, что ли! Ему правда плохо!

— С его образом жизни подобное неизбежно. Я понимаю, что он тебе симпатичен, но…

— Да послушайте же меня! — Мики чуть не плакал. — Вылезает это он из машины, сам скрюченный, пальто грязное, как будто его по земле валяли. Я смотрю: а у него рот открыт и челюсть набекрень!

Дверь офиса компаньонов была брошена нараспашку.

— Ой, никого, — мальчик захлопнул дверь и тут же распахнул следующую. Тоже брошенную незапертой.

— Где мистер Халло, Мики? С ним, надеюсь, ничего не случилось?

— У дедушки, наверное. Обсуждают теорию Маркса. Вы эту дверь не трогайте. Это как раз его кладовка. Туда не то, что шеф, кошка не…

В подтверждение его слов на ноги доктору вывалился рулон ржавой проволочной сетки, которая немедленно развернулась, запачкав ей пальто и перевернув ящик с инструментами. Ящик, в свою очередь, задел другой ящик, тот — соседний, и на пол вывалилось невероятное количество хлама.

— Эх, tinctura catechu, я же говорил! — Мики отряхивал ее пальто брезентовой рукавицей.

— Мистер Халло сто раз говорил, чтобы кладовку без него не трогали. Он один умеет открывать ее, как надо.

Рукавица, которой он отряхивал доктора, оказалась грязной, и доктор подумала, что чистку пальто следует включить в счет мистеру Саммерсу, что бы там с ним ни произошло.

— Почему ты все время говоришь “tinctura catechu”? — поинтересовалась она. — Причем тут угольный раствор?

— А вы разве не знаете? — изумился мальчик.

— Гм, — ответила на это доктор. — Ну хорошо. Вот что, Мики. Не произноси больше этого выражения.

— Ого, так страшно?

— Нет. Наоборот. Tinctura catechu — это просто угольный раствор, и ничего более.

— Вот и у деда в книге так написано: “Этот раствор есть не что иное как Tinctura catechu, которой давно, — он несколько смутился, — неприличное название угольного раствора”. Вы что, не знаете?

— Гм. Видишь ли, Мики…

— Вижу, — грубовато ответил тот. — Дед тоже говорит, что вы еще молодая и вам учиться и учиться. Раз в книге написано — значит, правда! Но вы не бойтесь, я никому не скажу, что вы не знаете.

— Хорошо, Мики, — сказала доктор спокойно. — Об этом мы поговорим потом. А сейчас, пожалуйста, или уточни, требуется ли мистеру Саммерсу моя помощь, или не морочь мне голову.

— Может, он на двор пошел?

Доктор, не отвечая, вышла на улицу. Дощатую дверь уборной она нашла распахнутой. Внутри было пусто.

— Доктор Бэнкс! — позвал Мики.

Он стоял возле третьей, дальней, двери. Дверь эта была приоткрыта, внутри темно. Можно было рассмотреть только, что кто-то сидит в кресле у письменного стола. Они вошли. Доктор Бэнкс поставила саквояж на стул, сбросила пальто, включила лампу. Поза коммерсанта была неустойчивой, он держался за грудь, уткнувшись подбородком в локти. Доктор Бэнкс тронула его за плечо.

— Мистер Саммерс! — позвала она. — Вы меня слышите?

Лицо его было так испачкано грязью и кровью, что не представлялось возможным сразу понять, где же именно оно разбито. Пациент моргал, щурился, как если бы плохо ее видел, и закрывался ладонью.

— Ну-ну, спокойнее, — доктор убрала его руку. — Я должна посмотреть.

Со спинки стула свалился кирпичного цвета пиджак. Пиджак принадлежал Клею.

— Ох, вот это пылища! — Мики отряхнул пиджак и бросил в сторону вешалки.

Судя по раздавшемуся звуку, именно там находилось ведро, о котором мальчик говорил раньше.

Со стены щурился умными глазами портрет Форда. Пыль покрывала и стол, и пишущую машинку, и бумаги, лежащие что-то уж слишком аккуратными стопками, и письменный прибор, и телефонный аппарат. На полу валялось пальто.

— Tinctura catechu! — слышалось из угла. — Хорошо, что у шефа челюсть набекрень, а то были бы тут громы и молнии… Простите, мистер Саммерс! Честное слово, все уберу! Саммерс попробовал посмотреть на своего подручного, но доктор аккуратно отвернула лицо коммерсанта в другую сторону.