Возможно ли это? Она вспомнила, что лорд Мэллори ненадолго и непонятно почему пропал вечером из гостиной. И все же он не мог подняться и украсть драгоценность. Даже если его семейные финансы расстроены, можно ли себе представить, чтобы майор гвардейского драгунского полка и наследник графского титула прибег к воровству драгоценностей?

Нет, он неисправимый любитель флирта, но не вор. Она в это никогда не поверит.

— Вы хотели меня видеть, миледи?

В дверях стоял Дэнни Финч. Прическа на его копне прямых каштановых волос никогда не сохранялась дольше пары минут, а темные глаза казались старше, чем веснушчатое лицо. Он был мал ростом для своего возраста, и Изабелла предполагала, что ему лет тринадцать. Финч работал у нее почти четыре года с того самого дня, как Руперт поймал подростка во время попытки очистить его карман. Вместо того чтобы отвести мальчишку на Боу-стрит, Руперт пожалел его и привел домой. Муж Изабеллы был таким же рабом моды, как и она сама. В то время стало очень модным иметь маленьких ливрейных грумов, сидевших на заднем сиденье парного двухколесного экипажа, поэтому он передал Дэнни старшему груму, чтобы тот хорошенько вышколил его.

После смерти Руперта нужда в маленьком ливрейном груме отпала, так как все экипажи были проданы, но Изабелла не сочла возможным уволить Дэнни, хотя сократила изрядное количество слуг: она очень привязалась к мальчику и опасалась, что он вернется на преступный путь. Вот почему она держала его как младшего лакея, выполнявшего различные поручения, и он целый день бегал туда, куда его посылали то Изабелла, то миссис Банч.

— Кажется, я куда-то задевала одно украшение…

На лице мальчика отразилась ярость.

— Это не я! Вы знаете, я больше этим не занимаюсь. И даже если бы занимался, то никогда бы у вас ничего не взял.

— О, Дэнни, я тебя ни в чем не обвиняю. Я знаю, что ты никогда такого не сделаешь, и полностью тебе доверяю.

Мальчик покраснел и улыбнулся:

— Спасибо, миледи.

— Я просто хочу узнать, не видел ли ты, чтобы кто-нибудь поднимался сегодня сюда, когда у меня были гости.

Дэнни пожал плечами и отвернулся:

— Я видел только того типа.

— Какого типа?

— Такого высокого темноволосого.

Проклятие! От злости у Изабеллы забурлило в животе.

— Ты видел, как высокий темноволосый мужчина поднимался по лестнице?

— Спускался.

— Негодяй!

Итак, он был в ее спальне, и именно он взял драгоценность.

Дэнни побледнел.

— А что, разве он не должен был подниматься?

— Нет, не должен! — Изабелла почти что выплюнула эти слова, в то время как Дэнни пробормотал грубое ругательство.

— Простите. Я подумал, тот тип был…

— Что? Кем, ты подумал, он был?

— Другом.

— Другом?

— Ну, знаете ли, особенным другом. Он такой симпатичный. Он вел себя как дома, и все такое. Я просто подумал, что он ваш…

Господи! Изабелла почувствовала, как запылали ее щеки. Она предполагала, что если когда-нибудь заведет любовника, то сможет рассчитывать на благоразумие Дэнни.

— Нет, он таковым не является, и, более того, я очень боюсь, что этот человек — вор.

— Вор? Тот тип? — Дэнни недоверчиво помотал головой. — Что ж, бывает. Тогда что вы хотите, чтобы я сделал?

— Сделал?

— Вы ведь хотите вернуть вещь, так?

Изабелла испытующе взглянула на мальчика, и в ее глазах он вдруг перестал быть младшим лакеем, в один миг став тертым уличным мальчишкой, опустошавшим карманы для того, чтобы выжить.

— Разумеется, хочу. Эта драгоценность принадлежит моей бабушке, и я должна вернуть ей брошь.

— Тогда тут можно сделать только одно.

— Что именно?

— Украсть брошь у вора.

Ричард встал рано, чтобы успеть собраться для отъезда в Грейшотт. Он снял комнаты на Тэвисток-стрит до конца лета, предполагая, что поиски будут длительными, и не стал разрывать договор, решив сохранить комнаты за собой. В конце концов, он может вернуться в Лондон просто для собственного удовольствия.

Ричард столько лет провел в седле и проехал столько миль, что не мог долго находиться внутри кареты, поэтому приехал в Лондон верхом и собирался таким же образом отбыть в Грейшотт. Он послал своего денщика Джона Талли на конюшню, чтобы тот проверил готовность лошадей к долгой поездке в Гемпшир, предстоявшей им этим вечером. Талли так долго служил Ричарду, что попросил взять его в Грейшотт: он знал, что Ричард собирается продавать имущество, даже если дед выздоровеет, и поэтому предложил свои услуги.

Этот денщик стремился стать камердинером, что Ричард рассматривал как потерю великолепного солдата, но войны закончились, и теперь каждый просто заботился о собственном будущем. Вот почему Ричард взял его с собой в Лондон. Если Талли хотел преуспеть в качестве камердинера, ему следовало сначала хорошенько изучить, как одеваются люди, не являющиеся военными, узнать имена лучших портных, выяснить, где покупают лучшие шейные платки и тому подобное. Но Ричард не привык иметь камердинера и в основном все делал сам, что очень не нравилось Талли. Пока их было только двое, Талли продолжал играть роль денщика или джентльмена при джентльмене, оказывающего виконту разные услуги. Талли аккуратно сложил одежду Ричарда на кровати, чтобы ее можно было упаковывать, но он упорно отказывался запихивать одежду в маленькую седельную сумку до того момента, как абсолютно уверился, что они уедут именно сегодня вечером. Ему не хотелось мять рубашки, поскольку его хозяин мог отложить поездку, как это часто случалось, — все зависело оттого, сколько времени Ричард проведет с Кеттерингом и другими. Вместо этого Талли приготовил все таким образом, чтобы в нужный момент закончить работу за пару мгновений. Мешочек с «Сердцем Мэллори» лежал рядом с бритвенными принадлежностями Ричарда.

Ричард взял мешочек и вынул брошь. Какая она большая и тяжелая — размером в половину его ладони! Рубин в форме сердца был самым большим из тех, что он когда-либо видел, а еще брошь имела очень много бриллиантов, если считать наконечники стрел и любовный узел. Эта вещь, должно быть, стоит небольшое состояние. Виконт снова задумался над тем, не хотел ли дед вернуть брошь лишь для того, чтобы ее продать. Если именно в этом состоял его план, Ричард намеревался отговорить его от этой затеи: у него достаточно собственных денег, чтобы произвести необходимые починку и переделку в Грейшотте. А кроме того, его бабушка заслуживает того, чтобы иметь брошь, которой владели все графини до нее.

Ричард внимательно рассмотрел надпись, обрамлявшую сердце, — слова, которые он не смог прочесть на полотнах. Со времени окончания им школы в Уинчестере прошло много лет, но он был уверен, что в переводе с латыни это означало: «Настоящая любовь только одна» или что-то в этом роде. Ричард считал, что даже достаточно суровая графиня заслуживала такой дани, не важно, насколько поздно это произойдет в ее жизни.