не потратили. Хотя всё равно придётся. Нужно имитировать нападение духов, а то пожгут потом найманы все окрестные деревушки.

Бурка снова вздохнул.

— А волки, что разбежались, не погибнут? — спросил я, решив, что он беспокоится о своих домашних собратьях.

— Они умеют охотиться, — отозвался Бурка глухо.

Он сидел, уткнувшись лицом в колено. Волк жался к нему, выпрашивая ласку, и оборотень рассеянно трепал его то за ухо, то по загривку.

Трупы найманов мы трогать не стали, ну их. Отвели девушек до взгорка, где начинались кедровые заросли, проинструктировали, вернулись. Я занялся оружием, а Бурка уселся вот так.

Сначала я решил, что волчара устал, всё-таки бóльшая часть спектакля держалась на нём. Но постепенно стало понятно: нехорошо Бурке — тоскливо и муторно.

— Ну, ты чего? — спросил я. — Волки же все уцелели. Ты же человеков, вроде, не жалуешь?

— Скажи, а почему они убили своего воина, Гэсар? — спросил Бурка. — Того, которого мы отпустили?

Он впервые назвал меня воинским именем. Видно, пытался подчеркнуть важность вопроса.

— Они его испугались, — пояснил я. — Думали, что это призрак к ним ломится. Ну, или враги подступают.

— А почему они его испугались? — волк поднял голову и, не щурясь, уставился в ярко пылающий костёр. — Они же могли почуять, что это свой? У этих, человекоподобных уродов, что, совсем нет нюха? Не верю!

Голос Бурки срывался. Похоже, случившееся было против его понимания мира.

А ведь я и забыл, что он — настоящий подросток, а не замаскированный взрослый как я. И возраст у него сейчас именно такой, когда детское миропонимание проходит проверку на зрелость, а это больно.

— Ну, нюх у нас есть… — Я улыбнулся и попробовал пошутить. — Но не такой острый, как у волков, чтобы отличить своего воина от чужого.

— А глаза? — «не услышал» улыбки Бурка. — Глаза у найманов имеются? Он же был близко! Там же костёр! Вы видите в темноте лучше моих сумасшедших сородичей! Я знаю, я наблюдал за тобой в лагере!

— Ну… — я замялся, не зная, как объяснить волку, что у человеческого страха — глаза велики. Кто знает, что померещилось воинам? Другое дело, что я был уверен: обязательно померещится. Я ведь нарочно отпустил пленника: не самим же ему глотку резать. — Понимаешь, огонь им больше мешал, и… Ну, испугались они, струсили. Видели не то, что есть, а то, что страх придумал у них в головах.

— Нет! Нет! Я не понимаю! Почему они не пытались сначала понять, кто перед ними? Почему все до одного стали стрелять!

Бурка вскочил, и бедный волк шарахнулся от него. Но потом заскулил и снова ткнулся носом в ладонь.

— Это особенность человеческого мышления, — пояснил я, жалея, что сроду не вслушивался в философские разговоры сослуживцев за рюмкой чая. — В вымышленный мир люди верят сильней, чем в реальный. И потому путают магию с розыгрышем. Мы не умеем их различать.

— Как это? — Бурка плюхнулся на траву и уставился на меня с удивлением.

Магический мир был для него данностью. Он, наверное, с детства умел различать нормальную и магическую реальность.

— Ну, ты же видел: найманы не смогли отличить наш розыгрыш от реального появления духов.

— Видел, — кивнул Бурка. — Настоящих людей мы не смогли бы так обмануть. Они бы просто почуяли, что призраки пахнут, как ты и я. Но есть и другие признаки. Неужели ты дал бы себя обмануть, Гэсар?

— Я — дело другое. В моём родном мире нет магии, и духам гор пришлось долго стараться, чтобы убедить меня, что они существуют. Но и в моём родном мире много тех, кто верит в духов и призраков.

— А почему? Ты же сказал, что у вас их нет?

— Духов нет, но есть много других опасностей. И проще выдумать духов, чем столкнуться с по-настоящему опасной реальностью. Она страшнее.

Бурка шмыгнул носом и обнял волка за шею.

— Странные вы, — сказал он. — Вот волки… Они же боятся меня, но не думают, что я дух?

— Может, у них воображение развито меньше? — предположил я. — Скажи, а религия у вас есть? Ну, верите вы в богов, что сидят на небе?

— Мы верим в Дьайачы, мы их видели. И в духов гор, ты тоже их видел. И в равновесие, потому что нас тыкали в него мордами. И мы — ничего не боимся.

— Ну вот. А люди боятся. И человеку нужен какой-то обман, чтобы спокойнее было жить, понимаешь?

— Нет, ты ещё больше меня запутал, — покачал головой Бурка. И спросил: — А сколько тебе лет Гэсар? Ну, там, в другом мире?

Он смотрел на меня так, словно не сомневался в моём рассказе ни капли. Для него это была данность: я — человек из другого мира.

А ведь я сам не смог бы поверить в такое, расскажи мне кто-то подобную историю дома. Сомневался бы до последнего.

Но для Бурки — другой мир был не менее реален, чем настоящий. Он был честнее меня, и не держал в голове обманов.

— Лет? — я задумался. — Было 32. Но пока я здесь, могло уже исполниться 33. Надо считать по дням.

— А ты посчитаешь?

— Ну, посчитаю, если для тебя это важно.

Он кивнул: важно.

Я положил в кучу условно годных ещё один изогнутый меч, и стал загибать пальцы, пытаясь сообразить, сколько уже здесь торчу.

— Ну? — поторопил Бурка.

— Думаю, дней через десять мне исполнилось бы 33 года. Но могу ошибиться на день или на два.

— Это хорошо, — сказал он.

— А почему?

— Тридцать три — это совершеннолетие у моего племени. Я буду знать,