– Ты как?

– Ох, Глеб Андреевич, спасибо, что спросили… – стонал молодой офицер, наматывая бинт поверх штанины. – Так и хочется сказать: если не меня, то кого?.. Ой, блин, как больно… Слушайте, а где тут ближайший госпиталь?

– Глеб, ты наших вызвал? – выкрикнул Платон, меняя пустой магазин. – Все в порядке? Уже летят самолеты, плывут пароходы?

Истерично захохотал где-то в стороне Никита. «Не скажу им, – подумал Глеб, – сделаем вид, что не расслышали». А Крамера допекло, и он метнул гранату! С одной стороны, отвлек товарищей от мысли о «самолетах и пароходах», с другой – окончательно свихнулся боец! Да это то же самое, что взрывать гранату в машине, зависшей над обрывом! Впрочем, чего уж теперь… Оглушительный хлопок, было слышно, как осколки вгрызаются в стены контейнера, прожирают в них дырки, рвут сталь. Сиплый вопль далеко по фронту – то ли зацепило одного из «призраков», то ли испугало. И Платону почин понравился – окончательно разучились думать товарищи офицеры! – выхватил гранату из подсумка, вырвал чеку, пустил низко-низко по полу, видимо, к дождю… И снова звенело в ушах, разлетались осколки, ударная волна носилась по проходу…

– Что, паскуды?! – истошно гоготал Платон. – Огреблись реальными п…дюлями?! Еще хотите?!

– Никита, ко мне… – зашипел Глеб, яростно жестикулируя бойцу, не знающему, чем себя занять. Тот, кажется, сообразил, предпочел не задавать вопросов. Перекатился, пользуясь минутным замешательством противника.

– Бедненькие… – захрипел он. – Больше года по морям, по волнам, как у них еще силы остались воевать?

– Ну, пойдем, пожалеем их. – Глеб показал подбородком на крайний ряд по правому борту – щель между торцами сантиметров в сорок, если хорошенько втянуть воздух, то можно протиснуться… Он выразительно кивнул моргающему Платону. Умея понимать без слов, Платон извлек очередную гранату (ладно, хуже уже не будет…), зачем-то поплевал на нее, пустил вдогонку за первой. Не успели разлететься осколки, а Глеб уже бесшумно летел через проход, втиснулся с натягом в щель – а в плечо уже давил пыхтящий Никита, подталкивал коленом, придавал ускорение…

Они вывалились в узкий проход по правому борту. Двинулись вперед, имея смутное намерение обойти противника с фланга. А в центральной части огромного зала снова разгорелась стрельба – музыку явно заказывали «Кедры». Глеб ускорился – не могли товарищи слишком долго поддерживать такой темп стрельбы…

Дымом заволокло пространство, и все же прорисовывалась по курсу изогнутая лестница, упирающаяся в огороженную площадку, и дверь непонятного назначения в самом углу. Бледное освещение, топот… Похоже, местные обитатели не выдержали напора огня – не ожидали столь яростного сопротивления и предпочли отступить. Тряслась лестница, по ней взлетали одна за другой какие-то невнятные, размытые в дыму личности. Бегущий первым распахнул дверь, пригнулся, просочился внутрь. Глеб ускорился, помчался прыжками, вскинул автомат, принялся строчить короткими очередями. Второй подпрыгнул от неожиданности, втянул голову в плечи, рухнул на колени и практически рыбкой нырнул в проем. А третий угодил под раздачу – затрясся, прошитый пулями. Его оттолкнул четвертый, выплюнул короткую очередь и кубарем перекатился через порог. Глеб с Никитой подбежали к лестнице, а свежеиспеченный покойник все еще катился по ступеням, рухнул под ноги, разбросав конечности…

Притормаживать не стали. Глеб летел, перепрыгивая через ступени, взлетел на площадку, одновременно выхватывая из подсумка гранату, метнул в черноту проема – и прижался к стене, отчаянно сигнализируя Никите, чтобы спрятал к чертовой матери свою любопытную голову! Допрыгаются они когда-нибудь с этим гранатометанием, разбередят лихо… Ударная волна вынеслась из узкого прохода, а спустя мгновение они уже рвались по задымленному коридору, светя фонарями, чихали, кашляли, строчили наобум…

И все же не успели – эти твари буквально за секунду до «бомбардировки» ушли от возмездия! Проход изгибался, дорогу, словно поваленные деревья, перегораживали оторвавшиеся трубы… и люк в конце короткого коридора захлопнулся у них под носом!

– Ушли, суки! – возмущенно взревел Никита, безотчетно выхватывая гранату. Опять двадцать пять за рыбу деньги! Глеб перехватил его руку, уже не в шутку напуганный этими непрекращающимися взрывами. Дверь порядка метр на полтора, со скругленными углами, поднятая над порогом, похожая на дверь от сейфа – гранатой такую не возьмешь, а если и возьмешь, за ней уже наготове трое автоматчиков…

Ну что ж, имелась вероятность, что из этой щели какое-то время черти не полезут. Они организованно отступали, спустились в трюм. Сражение закончилось, противник ушел, их было только четверо. Под лестницей валялся труп, немедленно ставший объектом пристального изучения. Приближаться к этому экземпляру не хотелось, он еще подрагивал, но колебания затухали, последние капли жизни вытекали из истощенного организма. Никита машинально перекрестился, а Глеб не решился, хотя оно того стоило… Эти люди действительно заслуживали жалости, как-то совестно таких убивать… От мертвеца невыносимо разило, можно представить, сколько месяцев он не мылся – питьевая вода «блокадными» порциями, до морской не дотянуться, да и со стиркой резонные трудности. Худой, поджарый, лет под сорок, до невозможности костлявый, бледно-синеватая грязная кожа, обтянувшая челюстные кости, была такой тонкой, что, казалось, могла порваться от неловкого мимического жеста. Глаза болотного цвета, вдавленные во впадины черепа, страшные мешки под глазами, волос на голове почти не осталось, только бесцветные пучки, оскаленный рот формировали больные зубы. Одежда выцвела, давно сносилась, растрескались ботинки. Серо-черная униформа без знаков различия с накладными карманами. Только автомат «АКСУ» с откидным прикладом, валяющийся рядом с мертвецом, не вызывал нареканий, блестел от смазки, казался новеньким. Глеб с ужасом смотрел в невыразительные глаза мертвеца (казалось, тому без разницы, мертвый он или живой) и начинал понимать, что напоминает данная фигура и данная ситуация. Популярный романчик времен перестройки, где все было выдумано от пролога до эпилога – верные ленинцы после смерти «вождя всех времен и народов», не согласные с линией Политбюро, погрузились в столичную канализацию и прожили в подземных катакомбах около пятидесяти лет. На поверхность не выходили, рожали детей, воспитывая их в духе радикального марксизма-ленинизма, вели пещерный образ жизни, превращаясь в живых призраков. Упертые фанатики, кожа да кости, типичные зомби с идеологической чепухой в голове, прекрасно владеющие оружием и тактикой ведения боевых действий в условиях подземелья…

– Ну, прямо молочный поросенок, блин… – процедил Никита, передергивая плечами. – Чертов кощей…

– Боюсь, он в этой местности не самый главный. Пойдем, дружище, времени нет. Будем считать, что познакомились с местной клиентурой, провели серию предварительных перестрелок…

Юрка Крамер и Платон уже колдовали над изрыгающим проклятья Вадиком. Платон резал бинт, который тот халтурно обмотал вокруг ноги, Крамер резал штанину – и оба дружно выражались, что этот «зеленый белоручка» даже перевязать себя не может, всё приходится переделывать! Обеззараживали рану, заново накладывали тугую повязку, не обращая внимания на стоны и жалобы. Местечко для попадания пуля, конечно, выбрала подходящее.