которым ворвавшаяся Вивьенн захлопнула входную дверь. А как от неё ненавистью несёт! Ой-ой-ой… Я было наладилась прятаться в проверенное надёжное дупло, но меня остановил хозяйский вопль:

— Флёр! Дрянь хвостатая!

Я замерла, прижимаясь к площадке; как бы она не стала моим личным эшафотом…

— Знаешь, что мне сказал мастер Говорящий⁈ Ты должна мне доверять! Слышишь? Я приказываю, чтобы ты мне доверяла, дармоедка!

Вивьенн подлетела к решётке, нашла меня взглядом, в котором светилось почти безумие.

— Смотри мне в глаза, не сопротивляйся! Доверяй!

Я повиновалась, дрожа всем телом. Во всем, кроме доверия. Как бы ни сильны были узы (а у нас с Вивьенн они отнюдь не совершенны), невозможно чувствовать по приказу. Потому и чувствовала я что угодно: страх, гнев, но не доверие! Привычное ощущение тяжёлого обруча на голове — и непрошибаемого хрустального доспеха. Не прошло и минуты, как ведьма прекратила ментальную атаку, ударила по дверце вольера и зарыдала, сползая по прутьям на пол. Немного прорыдавшись, она прислонилась плечом к решётке и излилась потоком жалоб.

— Он сказал — полюбить, — невнятно всхлипывала Вивьенн. — Ласкать, брать на руки… Лакомства… И чтобы искренне…

Девушка шмыгнула носом и совершенно не по-аристократически утерлась рукавом мантии, а потом взвыла в голос:

— Да не жалко мне лакомства, много ли ты сожрёшь, помоечница! Но ХВОСТ! Боги, за что мне это? Вместо Зизи — крыса!

Кое-как собрав себя с пола, тяжело дыша и подвывая, Вивьенн удалилась в уборную. Дверь за ней захлопнулась, и тут же послышался шум текущей воды. Эк её разобрало! Я бы даже пожалела ведьмочку, если бы сама не пострадала от её безалаберности. Не верю я, что завистницы открыли дверь ритуального зала, не верю! Вивьенн сама готовила и зелье, и гексаграмму, и горностая, вряд ли она поделилась с кем-то из подруг, что вот сегодня заключит узы. А если бы неудача? Тогда однокурсницы задразнили бы мессеру Вивьенн, припомнив ей прежнее высокомерие. Нет, она не стала бы рисковать; сначала удачная попытка, а потом можно и похвастать фамильяром. И если перед этой удачной попыткой случился бы десяток провалов, о них Вивьенн не стала бы распространяться.

Я не стала ждать, пока хозяйка выйдет в гостиную; спряталась в домике и прислушивалась к происходящему. Вода отключилась, потом тихо скрипнула дверь ванной. Вивьенн не стала подходить к вольеру, каблучки её ботинок простучали мимо, в спальню. Кажется, очередная истерика очень уж утомила ведьму. Шорохи в спальне, нежный обессиленный лепет с любимым зверьком — и Вивьенн легла в постель. Уснула она почти мгновенно.

Подождав для верности час (вдруг хозяйка не настолько устала, как мне показалось?), я повторила свой вчерашний маршрут: от вольера до окна, а там по карнизу до водосточной трубы — и вниз. Но в библиотеку я сегодня не пошла. Добравшись до ближайших кустов, я сняла ошейник и поменяла облик. Несколько минут — и за кустом снежноягодника отряхивается молодая поджарая волчица. Осторожно взяв ошейник в зубы, я со всех лап рванула к ограде Академии. «Дырка» в ограде была известна и студентам, и охране, но никто крупнее крысы через неё не пробрался бы… если у этого кого-то не было меток фамильяра и АМИ. На моём ошейнике они, разумеется были, так что не прошло и четверти часа, как я выбралась в город и побежала к дому магистра Берзэ, прячась в тенях, держась поближе к стенам домов.

Дом Анн Берзэ тоже был погружён в тени и тишину: прислуга уже легла спать, чтобы не жечь свечи почём зря. Обратившись крысой, я нырнула в свой личный лаз под воротами, который в первый же месяц после приезда обустроила человеческими ручками, прошмыгнула по двору. Собак тут сроду не держали: какой дурень полезет в дом магистра боевой магии? В дом я попала, опять-таки, через особую маленькую дверцу в задней двери. Бодрой рысцой добралась до вешалки, где среди прочей одежды хранилось и моё старенькое платье, как раз на подобный случай. На этот раз смена облика прошла довольно тяжело; всё-таки одно дело обернуться туда-сюда раз в день, а вот многократный оборот требует во много раз больше сил. Есть хотелось неимоверно, пришлось заглянуть в холодную кладовку. Слопала пару колбасок и мясной пирог, прихватила с собой ещё один, заодно зажгла от лампы-ночника, оставленной в прихожей, небольшой масляный светильничек.

Стараясь ступать тише, я поднялась на второй этаж, в свою комнату. Тишина, чистота, приятное тепло. Жаль было портить труд служанки, но пришлось. Я вытащила из шкафа свою одежду, бросила её на кровать и разворошила так, чтобы создать впечатление быстрых сборов, кое-какие вещички даже на полу оставила. Крошки от съеденного пирога даже сметать не стала. Дорожную сумку и теплый плащ припрятала в тайник под половицей, о котором не знали слуги. Ни дать, ни взять — обитательнице комнаты пришлось срочно уехать. Последним штрихом должно было стать письмо прислуге. Не размышляя долго, я написала, что уехала на осеннюю ярмарку в Дабни, дескать, прибыл купец с редкими южными травками. Попутчики проверенные, но ждать не будут, поэтому вот так срочно. А что до Дабни караваном три недели, так оно и хорошо, пару месяцев ждать и искать не будут.

Я обвела комнату взглядом. Как мне было тут хорошо этот год! Простая удобная мебель (магистр вообще не отличалась любовью к излишней роскоши, у неё в спальне такая же обстановка), белые занавески на окне, книжные полки… Эх, ну как же я так вляпалась! Вздохнув, я потушила светильник и так же тихо, крадучись, покинула дом своей «тётушки».

Обратная дорога до Академии прошла без неожиданностей. Перед щелью в зачарованной границе я поменяла облик с волчьего на крысиный, нацепила обслюнявленный ошейник. Всё-таки ловкие и цепкие лапки у крыс! Время ещё оставалось, и я решила забежать в библиотеку: мэтр Сид обещал подобрать мне литературу по фамильярам, узам и прочему такому.

Наученная горьким опытом, я выбрала дорогу через преподавательский корпус. Разумеется, не через жилое крыло, а по тому коридору, где располагались личные кабинеты, залы для собраний, рекреация с диванчиками, цветочками и столом, на котором, покуда не убранные, стояли немытые чашки и кувшины с остывшими остатками чая и кофе. Запах кофе дразнил и навевал уныние: когда ещё я вернусь в уютный дом Анн Берзэ, посижу с хозяйкой на крытой веранде, обросшей лисьим виноградом? Ах, эти тихие утренние часы с разговорами о магии под кофе и плюшки!

В тоскливом настроении трусила я