— Вот и ладно. А то, уже живот подводит. Докладывай.

— Гхм. В доме купца Сомова Анисима Андреевича обнаружено серебра и злата в монетах на сто двенадцать тысяч восемьсот тридцать девять рублей. Это уже за вычетом, полагающихся казне части от ефимок, коим оборот может делать лишь казна, о чем указ издан еще Петром Великим.

— И сколько там укрыл, уважаемый Анисим Андреевич? — Не сводя строгого взгляда с хозяина подворья, поинтересовался император.

— Укрытого выходит на общую сумму в двадцать тысяч семьсот десять рублей.

— Нда-а, русский купец не скупится. Если уж воровать то по крупному. Не так ли, Анисим Андреевич?

— Не воры Сомовы, государь, — с трудом сглотнув, возразил хозяин.

Оно, с одной стороны и боязно, а с другой, да пропадай головушка. Все одно по миру пустят. Конечно, жизнь всяко разно дороже стоит. Но обида за отбираемое богатство, накапливаемое не одним поколением, была куда сильнее.

— Не воры говоришь, — сказал словно припечатал Петр. — А кто же вы, как не воры? С указом по ефимкам знаком ли? Знаком. Так к чему в подполе держал? Отчего в казну не сдал, как и положено было?

Все так. Золотые монеты, как рубли, так и иноземные предназначались для расчета с иностранными купцами. А потому их хождение не запрещалось, но только в части касающейся торговых операций с иноземными купцами. Что же касается серебра, то его вывоз из страны не приветствовался. Серебро было основным драгоценным металлом, имевшим хождение в России. Все же иностранное серебро подлежало сдаче в казну, причем по цене ниже номинальной, для последующей переделки в русскую монету.

— Не журись, Анисим Андреевич, — вдруг подобрев, произнес Петр. — Я здесь не для того, чтобы наказывать тебя и грабить. Плохо ты подумал о государе своем. Вижу, что подумал. Но закон он для того и существует, чтобы его исполнял всяк от императора, до крестьянина. Так что, все твое по закону, твоим и останется. Более того, и наказывать тебя я не собираюсь. Но и так, как оно есть, оставить то же не могу. По твоим капиталам, быть тебе именитым гражданином. Сколько ты заявлял, при вступлении в гильдию? Десять тысяч? Оно и верно, к чему записывать лишнее и лишнее же отдавать. Потому и запишем сто тысяч, этого вполне довольно. Верно ли говорю, Сильвестр Петрович?

— Как повелите, ваше императорское величество, — тут же с готовностью ответил чиновник.

Два года назад, Петр издал указ, согласно которому русскому купечеству жаловались гильдейские грамоты. Этим он резко разграничивал купцов на четыре класса. Записываться в купцы мог любой желающий, просто объявив количество своего капитала. Причем никаких проверок по данному поводу не следовало, купцу надлежало верить на слово.

Купцами первой гильдии считались заявившие капитал от десяти и более тысяч рублей. Им позволялось торговать оптом как на территории России, так и заграницей. Строить мануфактуры и заводы. Иметь торговые лавки для розницы в одном из других городов, сделав в том городе заявку на получение грамоты купца третьей гильдии. Было ограничение и по товарообороту, до пятидесяти тысяч рублей в разовой сделке. Эта сумма становилась тем больше, чем большую сумму объявлял купец при получении грамоты.

При заявленной сумме от пяти до десяти тысяч, купцу выдавали грамоту о принадлежности ко второй гильдии, что давало ему право вести оптовую торговлю только на территории российского государства, но так же позволяло строить мануфактуры и заводы. А вот, заводить лавки для розничной торговли, кроме одной, в своем городе, им уже было нельзя. И разовые сделки ограничивались двадцатью тысячами рублей. Они могли подняться максимально до сорока тысяч, при повышении заявленной суммы.

Если купцом объявлялась сумма от пятисот до пяти тысяч рублей, то он относился к третьей гильдии. Такой купец, а скорее торговец, мог иметь лавку, даже при своем доме, и торговать лишь в розницу. Ни о каких оптовых операциях и организации какого-либо производства не могло быть и речи.

И наконец, четвертая категория купцов — именитый гражданин. Это звание и вовсе стояло особняком. Такой купец мог строить любые заводы и фабрики, заводить розничные лавки с получением грамоты купца третьей гильдии, хоть во всех городах империи или заграницей. Не ограничивалась и сумма сделок совершаемых им. Кроме того, ему дозволялось покупать землю и ставить загородные усадьбы. Это звание было уже в шаге от дворянского, но все же не предусматривало владение крепостными. При желании купец мог возделывать землю, но для этого должен был использовать наемный труд.

Кроме этого, к купцам от второй гильдии и выше, не применялись телесные наказания. Любое рукоприкладство по отношении к ним преследовалось по суду. Помимо законного наказания, обидчику, несмотря на чины и звания, надлежало выплатить некоторую сумму, за ущерб личности купца. Они не выплачивали подушную подать и освобождались от рекрутской повинности.

Вести даже розничную торговлю могло только купеческое сословие. Если раньше любой ремесленник мог торговать своей продукцией, то теперь ему надлежало либо получить гильдейскую грамоту, либо продавать свой товар купцам, и только они занимались его реализацией. Исключение составляли лишь крестьяне, которые могли свободно торговать плодами своих рук, кроме ремесленных изделий, на организованных крестьянских рынках.

Теперь купечество имело право делать займы в организованном купеческом банке, под невеликий процент и пользоваться его услугами. Сумма займа ограничивалась в зависимости от дозволенного товарооборота. Отделения этого банка появились во всех городах, являвшихся торговыми центрами. Кроме того, заем можно было сделать и в другом городе. Правда в этом случае, нужно было найти поручителя из местных купцов.

Разумеется, государство не способно на безвозмездные подарки. За все эти выгоды, кроме полагающихся пошлин, купцам надлежало выплачивать один процент от заявленной при получении грамоты суммы. Кстати, не все записывали минимум, как сделал это Сомов, вполне обходившийся малым оборотом. Разве только при получении звания именитого гражданина, где даже минимум предусматривал получение максимума возможных льгот.

Несмотря на то, что казалось бы Сильвестру Петровичу надлежит сделать надлежащие записи, делать это он не торопился. Да что там, не торопился, он и не собирался ничего записывать. Как видно, им уже все было составлено. А разговор с императором предназначался только для пребывающего в расстройстве чувств купца.

Вместо того, чтобы делать записи, чиновник, положил перед Петром исписанный лист гербовой бумаги. Денщик Василий, тут же водрузил перед государем извлеченную из полевой сумки походную чернильницу и положил странное перо.

По виду, простая палочка, выструганная таким образом, чтобы было удобно держать в руке. А вот на окончание, крепился уже очиненный наконечник из гусиного пера. В отдельном кармашке сумки, имелась коробочка с парой дюжин подобных наконечников, уже готовых к использованию. Пришел в негодность один, достаточно его просто выбросить и заменить на другой. Удобно и быстро.