Я умываюсь, мою руки, немного подержав их в холодной воде. Так вроде бы лучше. До конца полёта осталось около часа, скоро я буду дома и смогу расслабиться.

Перевязав хвост, я глубоко вздыхаю, глядя на себя в зеркало. То ли свет так падает, то ли заболеваю, но глаза будто блестят сильнее.

Но стоит мне открыть дверь, как я врезаюсь в мужскую грудь и меня тут же заталкивают обратно, а дверь за спиной мужчины захлопывается.

— Я устал играть, Катя, — горячий шёпот опаляет кожу на шее. — Меня достал этот детский сад.

Константин

Возня с перекупкой билета у того возмущённого деда, который с большим недоверием отнёсся к моему предложению махнуться местами с бизнес-классом, стоило удивлённых глаз зайки-Зайченко. Она проморгалась, приоткрыв рот, и даже не нашлась, что ответить. Даже ничего не съёрничала.

Такая милая в спортивном костюме и с завинченным пучком на макушке. Странное дело, что на неё меня триггерит именно на вот такой домашний вид. То пижама эта с авокадо, то как сейчас — ноги поджала под себя в кресле, скинув кроссовки, и носки такие смешные, с бабочками. Сто пудов, у неё и костюм дома есть спортивный с заячьими ушами на капюшоне. Обязан быть.

Мне всегда нравилось, чтобы женщина с иголочки вся была. Кружевное бельё, чулочки, платье или блузка с юбкой, причёска там локон к локону. А тут прямо разрыв всех шаблонов. Училку свою хочу из пижамки вытряхнуть и носки эти с бабочками зубами стащить. Бывает же.

Но на учительском столе в строгом платье и туфлях на шпильках я бы тоже её завалил.

От влажных подростковых фантазий меня отвлекает сигнал напоминалки в телефоне, что нужно не забыть ещё раз просмотреть документы. По прилёту, буквально через час, у меня встреча с крупным застройщиком, у которого мы хотим выкупить участок под строительство областного РЦ. Сеть будет расти — показатель хороший, с тенденцией к приличному росту, а из распределительного центра соседней области уже такой объём доставки товаров получается нерентабельным, нужен свой массовый склад. И желательно именно в этом месте, где мы присмотрели, очень удобная развязка. Но там кусок земли, выкупленной застройщиком, и администрация города отправляет на переговоры к нему.

Катя бурчит, что хочет спать, потому что ночью не выспалась. А мне прямо вот не нравится строить предположения, почему же она не выспалась.

Катерина умащивается удобнее, втыкает наушники и прикрывает глаза, а я открываю ноут, чтобы заняться документами. Я привык работать в любых условиях. Мне не мешают ни шум, ни люди, ни мысли. Когда нужно сосредоточиться, я беру и делаю это, потому что работа не ждёт. Как и конкуренты. Деньги не спрашивают, был ли ты в ресурсе работать или нет, и ждать не будут.

Но сейчас я, к своему удивлению, собираю мозги в кучу с трудом. Рядом тихо сопит такой сладкий кусок пирога, и мои мысли вертятся не вокруг плана строительства РЦ и как снизить ставку застройщика на землю под строительство, а как сожрать эту мелкую вредную Авокадовну.

Девушка ворочается, в итоге повернув голову в мою сторону. Я залипаю на её чуть приоткрытых губах и вздрогнувших ресницах. Твою мать, ноут на коленях держать становится неудобно. Особенно, когда Катя судорожно вдыхает, а выдыхает с тихим лёгким стоном.

Капец же. Ну капец.

Складывается впечатление, что она делает это намеренно. То подожмёт свои губки, то снова расслабит. Но уверен, Катерина на самом деле спит. И я бы сейчас многое отдал, чтобы узнать, что же ей снится.

Мне хочется обнять её, уложив голову на плечо. Думаю, реакция будет залипательная, когда она проснётся и обнаружит столь тесный контакт. Но нет, сейчас лучше этого не делать, уж слишком у меня кровь кипит. Так что пока просто не буду отказывать себе в удовольствии за ней хотя бы понаблюдать с такого близкого расстояния.

На кресле сзади у какого-то малого в игре в телефоне или проигрыш, или выигрыш, но звуковое сопровождение сигнализирует весьма громко, и Катя просыпается. Уставляется на меня ещё подёрнутыми дымкой сна глазами, пару раз хлопает ресницами и недовольно нахохливается.

— Мне надо в уборную, — поднимается и ждёт, пока подвинусь, чтобы пропустить её, чего мне делать абсолютно не хочется.

Я, конечно, чуть отклоняюсть, приподнимая ладони, но моей училке всё же приходится потрудиться, чтобы выбраться, хорошо прижавшись бёдрами к моим ногам.

Она уходит в хвост в поисках уборной, а у меня кожа раскаляется с каждой секундой, как начинаю представлять, что она там в кабинке одна. Вся такая взъерошенная после сна, сладко пахнущая и вкусная.

Ладно, Катя, поиграли и будет. Мы оба взрослые люди и прекрасно понимаем, что к чему идёт. Эта прикольная прелюдия уже начинает утомлять.

Выжидаю ещё минуту-полторы и иду за ней. Стюардесса всё понимает, провожая меня взглядом, но она уже своё вознаграждение к зарплате получила, так что отворачивается и идёт разносить напитки и прочую лабуду.

Из-за двери туалета слышен шум воды, потом он стихает, и замок на двери щёлкает. Катя открывает двери и впечатывается в меня, поднимая свои огромные сияющие глаза. А у меня туманом окончательно всё застилает.

Подхватываю её за талию и заталкиваю обратно в уборную, ощущая, как в пальцах покалывает от нестерпимого желания.

— Я устал играть, Катя, — втягиваю носом её невероятный аромат, понимая, что выдержки и самоконтроля у меня ровно на столько, чтобы прямо сейчас не спустить в штаны. — Меня достал этот детский сад. Я безумно хочу тебя, Котёнок Кэт.

Охренеть, просто тысячу раз охренеть. Мне кажется, я ни одну женщину не хотел так, как хочу свою училку. Скольжу ладонью по коже её шеи, и будто электричество шарашит. Чуть сжимаю её подбородок в ответ на лёгкое сопротивление упёршихся мне в грудь ладоней, а потом, наконец, пробую её охренительный рот.

И да, мне совершенно не казалось, её губы и правда — нечто запредельное.

Катерина

Я даже охнуть не успеваю, как он обхватывает мою талию и прижимает к себе. Всё его тело твёрдое, сильное, прижимается ко мне, давая понять, что он сильнее, что все эти ухмылки и “Катя, не бойся меня”, мягкие взгляды и приглашения на ужины и морские прогулки — лишь игра. И играть придётся по его правилам, потому что на самом деле Макарский вот именно такой: сильный, твёрдый, и все решения оставляет за собой.

Остальное лишь паутина, видимость того, что он пытается подстроиться. А я, кажется, даже вестись на его ухаживания начала, ведь кому не приятно такое? Но на самом деле, он и не собирался предоставлять мне право что-либо решать. Не стоило даже пытаться в это верить.

И вот сейчас прояснилось в моей голове, с кем всё-таки я имею дело. Щёлкнуло одномоментно. Вскрылось.

— Хочу тебя, Катерина, — скользит рукой по моему телу и сжимает широкой ладонью ягодицу. — Пиздец. Как пацан.