Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну не полечу же я в нём в самолёте, — пришлось убеждать. — Оно мужское и велико мне.
Он согласился, сказал до встречи и уехал. Я вошла в дом, тётя Галя и дядя Лёня были на работе, только Мурло встретил меня, лениво потёршись о ноги.
Я вся пропахла Макарским. Волосы, водолазка, даже, казалось, кожа. Мужской запах въелся, проник глубоко, будоража и заставляя ощущать странное волнение. И даже когда я приняла душ, мне казалось, что он всё равно остался. Вцепился, словно клешнями, и не отпускает.
Спалось мне тоже не очень. Может, простудилась, а может, впечатлений было слишком много, но даже розовый слон не спасал. Даже вставала ночью, пили чай с тётей Галей. Ей тоже не спалось, говорит, у Захара что-то на работе не ладится, волнуется она.
Утром, ожидаемо, я встала помятой, а вот по тёте Гале и незаметно. Она, как обычно, живчик, а я выпила две кружки кофе, чтобы хоть немного очнуться.
И вот мы уже собираемся ехать в магазин, как в дверь звонят. Камера домофона показывает, что у калитки стоит какой-то мужчина.
— Кто? — спрашиваю в трубку. — Я от Константина Львовича. Будьте добры, пригласите Екатерину Валерьевну.
— Это ко мне, — сообщаю тёте и иду открывать.
Что ещё он придумал? Никак не успокоится же, ну.
Выхожу, и мужчина вручает мне пакет.
— Это вам.
Я даже ответить ничего не успеваю, как он разворачивается и уходит.
Придя в дом, я разворачиваю пакет под любопытным взглядом тёти Гали. В нём оказывается новый плащ. Такого же цвета, как и мой, уплывший к дельфинам, кажется, размер тоже тот же, но ткань немного другая. Она настолько приятная, гладкая и нежная, что прикасаться — один кайф. Но я даже представить боюсь, сколько этот плащ стоит. И я да, я не могу принять его.
— Какая красота, Катька! — улыбка у тёти Гали до самых ушей. — А ну-ка примерь!
— Нет уж, тёть Галь, не стану. Это надо вернуть.
— Ка-ать, ну ты чего? Примерь уж хотя бы.
Надо ему позвонить и сказать, что хватит с меня подарков. Достаточно было доски и последующего за ней предложения. Я теперь каждый раз работая на ней, буду это вспоминать.
В тот вечер Макарский писал мне, значит, номер есть. Достаю телефон и обнаруживаю на нём висящее непрочитанное сообщение. Как раз с номера, на который собираюсь звонить.
“Катерина, я уже предвижу, что ты попытаешься отказаться. Это не подарок! Компенсация. Меня дельфины попросили передать”
И подмигивающий смайлик.
Номер недоступен. Может, Константин уже улетел из Сочи, и сейчас как раз отключил телефон в самолёте.
Дельфины его попросили, ну да. Но сердится почему-то не выходит, и вместо этого я не могу сдержать улыбку. Ещё и тётя Галя притихла и внимательно наблюдает.
— Ладно, — говорю больше сама себе. — Не в свитере же одном лететь.
— А в торговый центр мы уже не успеем, вот-вот, — улыбается тётя.
Плащ садится как влитой. Не знаю, в кройке ли дело или размер настолько подходит, но сидит он ещё лучше, чем тот, что я выбирала сама, примерив перед ним штук десять.
И плечи, и рукав — идеально. Длина чуть ниже середины голени, очень красиво подчёркивает щиколотки.
— Супер! — констатирует тётя Галя. — Вот это глаз у него намётан.
Подкатываю глаза, промолчав, но едва сдержав улыбку, и ухожу собираться дальше.
В аэропорт меня отвозит дядя Лёня. У Захара приём в клинике, и меня приезжает проводить только Вика. Желает хорошего перелёта и зовёт приезжать почаще. Мы тепло прощаемся, и я ухожу на регистрацию.
Терпеть не могу опаздывать, поэтому стараюсь везде оставлять небольшой запас времени. Я понимаю, что все мы разные, но меня чрезвычайно раздражают несущиеся с чемоданами и выпученными глазами люди. Я отхожу в сторону, пропуская именно такую даму, а потом спокойно иду к своему терминалу.
Регистрация, посадка, и вот я уже сижу в салоне у окошка. Кресло рядом со мной пустует. До вылета ещё тридцать минут, но я, сбросив эсэмэс родителям и тёте Гале, ставлю телефон в режим полёта и включаю наушники. Хоть летаю уже далеко не впервые, всё равно ещё сохраняется какой-то мандраж.
Посадка заканчивается, и все пассажиры занимаются своими делами в ожидании.
Вдруг рядом со мной я ощущаю какое-то движение.
Ну конечно.
— Здравствуй, Катерина. Представляешь, в бизнес-класс сегодня не было билетов.
Да ладно. Туда всегда есть билеты.
Невероятно. Я даже не буду ничего говорить про преследования, чтобы не напороться на ответную шуточку, как вчера на пляже.
— И вообще, — Макарский разваливается в соседней кресле, снова погружая меня в свой запах, — я боюсь летать. Подержишь за руку на взлёте?
— Нет, ты большой мальчик, — поднимаю брови. — Я собираюсь спать — не выспалась.
По его лицу пробегает тень.
— А что же ночью делала?
— Не скажу, — делаю загадочное лицо и отворачиваюсь к окну, втайне наслаждаясь его замешательством.
Надо отдать должное, больше он меня не донимает. Достаёт планшет и что-то там делает, а я продолжаю слушать музыку. После взлёта стюардессы предлагают еду и напитки. Девушки очень милые и учтивые, но даже слепой заметит, что возле Макарского стюардесса задерживается чуть дольше, чем возле других пассажиров. И меня это почему-то раздражает.
Есть мне не хочется, и я прошу принести только воду. Константин просит о том же. Лететь совсем недолго, чуть более двух часов, но я всё равно решаю немного вздремнуть.
Прикрываю глаза и, оказывается, быстро проваливаюсь в дремоту. Наверное, ненадолго, потому что просыпаюсь от ощущения, что на меня смотрят.
Так и есть.
Пристальный взгляд Константина смущает, и я даже удивляюсь, что нет шуточек про потёкшую слюну или храп. Кажется, он шутить вообще не настроен.
— Что? — спрашиваю чуть охрипшим голосом.
— Что тебе снилось? — отвечает негромко вопросом на вопрос.
— Мм… ничего, кажется. Не помню, — подтягиваюсь в кресле. — Да и вообще, какая тебе разница.
— Интересно.
Вот зачем так смотреть на меня? Мне поёжиться хочется.
Чтобы прервать зрительный контакт и немного сбросить с себя странное ощущение от его взгляда, я встаю и иду в туалет. Хочется умыться, освежиться немного.
Приходится тесниться, чтобы выбраться в проход, неизбежно соприкоснувшись коленями с коленями Макарского, который, кажется, не собирается особо двигаться.
Добравшись до санузла, выдыхаю с облегчением. Близость мужчины будто не даёт мне расслабиться, свободно дышать. Сердце бьётся чаще, чем должно, особенно, когда он вот так смотрит.