61

Отсутствие пехотинцев также было препятствием для атаки. Лучники и пехотинцы с тесаками и свинцовыми булавами должны были после первой атаки рыцарей броситься в бой, чтобы добить врагов, сброшенных с коней.

62

По поводу разгрома войск де Сен-Поля и отрядов графа дю Мэна Коммин оставил саркастический комментарий, ставший теперь знаменитым: "На стороне короля один государственный деятель бежал без оглядки до Люзиньяна, а на стороне графа [де Шароле] — другой государственный деятель до Кенуа-ле-Конте [в Эно]: эти двое не собирались грызть друг друга!"

63

Четверть века спустя, во время написания своих мемуаров, Коммин очень хорошо помнит лошадь, на которой он ехал в тот день: "Он был очень изможден, мой старый конь. Случайно он сунул морду в ведро с вином. Я дал ему напиться. И никогда позже я не видел его таким бодрым".

64

Тысячи парижан также вышли из столицы с намерением захватить богатых пленников или набить свои карманы добычей; а жители деревень к югу от Сены, вооружившись самодельным оружием, рыскали по лесам и копнам в полях в поисках бургундцев. В тот день или накануне сеньор де Муи отправился в Пон-Сен-Максанс, на Уазе, с гарнизоном Компьеня, и сумел вернуть мост, захваченный бургундцами, так что те, кто решил пройти через Сен-Клу, попали в их руки. Точно так же французы захватили мост через Сену в Марли.

Все бургундцы, бежавшие с поля боя в сторону Сены, были взяты в плен. Согласно парижскому хронисту Жану де Мопуэну, несколько тысяч пленников (что, конечно, является преувеличением) и более двухсот богато снаряженных лошадей были приведены в столицу в тот же вечер. Тех, кто не мог гарантировать за себя выкуп, связывали, прежде чем бросить в воду. По словам Панигаролы, более 700 пленных были утоплены или казнены иным способом. Деньги, посуда, драгоценности и другие ценности (включая походную часовню графа де Шароле, "вещь большой ценности"), найденные на поле боя или вырванные у беглецов, составили несколько тысяч экю добычи.

65

Коммин, который не отличался особой экспансивностью, отметил: "Я искренне верю, насколько мне известно, что если бы не король, все бы сбежали". Что касается Жан-Пьера Панигаролы, то он писал своему господину, одному из величайших военачальников того времени: "Можно утверждать, что Его Величество вел себя с такой же храбростью, какую приписывают Александру или Цезарю".

66

Людовик постоянно трудился над тем, чтобы развалить коалицию мятежных принцев, создавая врагов за их спинами и играя в игру предложений и контрпредложений, чтобы их разобщить. Он обещал деньги и войска жителям Льежа, если они решат взяться за оружие против герцога Бургундского. Он даже подумывал использовать агента короля Ферранте при английском дворе, чтобы убедить графа Уорика совершить нападение на Нидерланды. Чтобы уладить дела с анжуйцами, которые тоже не прочь были пойти на хитрость, он использовал короля Рене, который проповедовал мир для обеих сторон, чтобы попытаться заключить сепаратное соглашение с герцогом Иоанном Калабрийским. Он также убеждал герцога Миланского заставить Ферранте послать флот против Марселя, порта принадлежавшего королю Рене, что заставило бы отца и сына отказаться от мятежа и защищать Прованс. Людовику сообщили, что если он начнет войну против короля Ферранте и Франческо Сфорца, герцог Иоанн обязуется убедить остальных принцев подчиниться. Несколько королевских советников призывали короля отказаться от миланского герцога, поскольку, по их мнению, миланский союз был одной из главных причин недовольства принцев; но Людовик заявил, что никогда не откажется от Франческо Сфорца, в котором "он нашел больше любви и верности, чем во многих сеньорах своего королевства…". Что касается "предложений" других принцев, то "эти господа, — сказал он Панигароле, — требуют контроля над доходами королевства, армией и церковными благами, и я предпочел бы скорее умереть, чем согласиться на них…".

67

Когда принцы еще находились в Этампе, Шарль де Мелён отправил тайное послание одному из своих дальних родственников, человеку по имени Павиот, который в то время был магистром двора герцога Беррийского, предупредив его, что он жаждет потрудиться для умиротворения королевства. Отчаянно пытаясь казаться добродетельным, хотя на самом деле он пытался добиться расположения Карла Беррийского, он написал Павиоту, что "не желает никакого другого блага, кроме своей рубашки, и что его единственное стремление — стать монахом, чтобы примирить короля и его брата — и что после короля он готов сделать для монсеньёра Беррийского все, что будет ему приятно и полезно". Если Коммин категоричен в утверждении, что Мелён оказывал своему государю "хорошую службу весь тот год", то представляется несомненным, что в день битвы при Монлери он препятствовал атаке, которая должна была начаться из Парижа, что он тайно поддерживал связь с принцами, и что, следовательно, у короля были прекрасные основания подозревать его в измене. Коммин редко ошибается, однако он не является непогрешимым. Тот факт, что он приложил столько усилий, чтобы защитить верность Мелёна — и он делал это неоднократно — кажется, выдает его более позднюю тайную неприязнь к человеку, который должен был первым извлечь выгоду из падения Мелёна, Антуану де Шабанну, графу де Даммартен, который, благодаря благосклонности и аудиенции у короля, должен был стать соперником Филиппа де Коммина.

68

После того как герцог Иоанн Калабрийский и маршал Бургундии (10 августа), герцог Бурбонский, Немурский и графа д'Арманьяк (12 августа) присоединились к бургундцам и бретонцам, их объединенная армия — вероятно, от 30.000 до 40.000 человек — стала медленно продвигаться вниз по правому берегу Сены, останавливаясь то тут, то там на несколько дней. Несмотря на старую вражду их домов, граф де Шароле и герцог Иоанн Калабрийский вскоре стали неразлучными боевыми товарищами. Вооруженные с ног до головы, они скакали галопом вдоль колонны войск, отдавая приказы, в то время как герцоги Беррийский и Бретонский ехали на кротких невысоких лошадках и носили только очень легкие бригандины, которые, как говорили, были сшиты только из атласа с золотыми заклепками. Когда принцы достигли богатых земель Бри, там остались отряды графа д'Арманьяка и герцога Немурского, которые могли дать волю своей жажде грабежа в этой провинции, а также в Шампани, в то время как остальная часть армии продолжала двигаться на запад к Парижу.

69

В пятницу 30 августа король приказал вынести Орифламму, священный символ французской монархии, из аббатства Сен-Дени. Подержав его перед алтарем церкви Сен-Катрин-дю-Валь, "долго и хорошо помолившись", он вернулся в свой Турнельский Отель, а его капеллан нес перед ним Орифламму. В