Никто не остановил Лука до самого маяка. И ни один соглядатай не увязался за ним. Или потому, что утренние улицы были пустынны. Или потому, что, неожиданно для самого себя, в одежде, которую он снял с одного из подручных Алкистана, он оказался похож на многих. Хотя бы в порту, который, несмотря на ранний час, уже шумел. Именно в этой одежде он был своим. И охранники, которые стояли на воротах порта, взглянули на ярлык Лука так, словно это был ярлык их старшины. Несколько раз Лук замечал, что незнакомые люди кивают ему, и он кивал им точно так же.

Он отлично помнил рассказ Неги об укрытии. Курант показывал ей его с маяка. Нет, Луку не требовалось подниматься на маяк, но сама Нега возле укрытия не была, видела его лишь издали. Слепой Курант попросил подвести его к южной стороне фонаря и на словах описал Неге, что она должна разглядеть.

Сейчас у маяка слонялись без дела четверо стражников и сидели двое горожан в такой же одежде, в которую был одет Лук. Он даже не посмотрел в их сторону. Вслед за несколькими рыбаками, которые несли узлы сетей, миновал портовые сараи, вышел к старому пирсу и пошел по каменным плитам вперед, туда, где теснились лодки и лодочки, где вздымали мачты не слишком большие корабли и торчали из воды скалы восточной оконечности хурнайской бухты.

Он остановился у начала скал. Здесь каменный пирс заканчивался, дальше надо было идти по доскам, брошенными на чуть притопленные лодки. У скал останки кораблей вовсе превращались в груду гниющего мусора, но Лук перешел и через них и по узкой, выбитой в камне тропке стал взбираться на скалы. Когда он поднялся на гребень, возвышающийся над морской гладью на добрых два десятка локтей, то увидел цель своего путешествия. В выемке, образованной двумя скалами, высоко над водой сидел корабль. Сверху он казался целехоньким, во всяком случае, и палуба, и мачта были целы. Лук оглянулся, не увидел уже рыбаков, которые отстали у лодок, почесал затылок и, прыгая с камня на камень, спустился на палубу.

— Чего забыл? — услышал он хриплый возглас.

За его спиной, в тени нависающего над палубой валуна, сидел в плетеном кресле седой старик с глиняной бутылью в руках.

— Здесь гостиница для бродяг? — произнес положенную Фразу Лук.

— Здесь, — оживился старик. — А ты один бродяжничаешь или как?

— Как придется, — условленно ответил Лук.

— Тогда прошу на борт, — расплылся в улыбке старик. — Старшина хурнайского порта рад дорогим гостям! Да что гостям? Хозяевам! Как здоровье моего дорогого слепца Куранта?

— Куранта больше нет, старик, — вымолвил Лук.

— Вот незадача, — скорчил гримасу старик. — Тогда чего ж я-то все еще никак не отплыву с этого острова?

Старик не помнил своего имени или не хотел копаться в обрывках памяти в его поисках. Он называл себя старшиной хурнайского порта и за долгие годы сумел убедить себя в том, что и в самом деле был когда-то старшиной этого самого порта, пока однажды его корабль не выбросило на скалы. Лук спустился в трюм и обнаружил, что никакого корабля и не было. Палуба из лучшего дерева служила крышей вырубленной в скалах хижины. Похоже, что и палубой-то она не была, просто балки, лежавшие на камнях, однажды были под наклоном покрыты досками так, чтобы сверху, да и с моря казалось, что между скал застрял кораблик. Тем более что дверь, ведущую к воде, в глубине расщелины видно не было, а мачта торчала как положено, вверх, и даже просмоленные канаты подрагивали там, где и следовало. Как понял Лук, Курант в свое время оказал старику какую-то услугу, а потом и пристроил его охранником потайного убежища. Слепой, который прикупил в трех городах Текана три укрытия для приемных детей, еще одно приберег и для себя с Саманой. Под палубой было четыре комнатушки. В одной из них, которая находилась в самой глубине сооружения, обитал старик-сторож, еще в одной была устроена кухонька, а две не имели ничего, кроме крепких деревянных лежаков и окон, расположенных под потолком. В центре всего домовладения, возле люка, как бы ведущего с палубы в трюм, была устроена печь, которая должна была отапливать все помещения. Лук открыл дверь хижины, спустился еще на десяток локтей по камням к воде и присел на вынесенную волнами деревяшку. Тут же торчали в камнях удочки, а в жестяном корыте подрагивала плавниками рыбина.

— Чтоб не портилась, — объяснил Луку приковылявший к камням старик. — Вот думаю со временем выдолбить яму за своей каморкой да набрать зимой льда. Тогда можно будет рыбку на лед класть. Я тут только рыбкой питаюсь. Нет, бывает, рыбаки хлебушка подбрасывают, но так-то только рыбкой. Зря я это, в смысле — только рыбкой. От рыбки живут долго, а зачем мне долго?

Он посмотрел на Лука, словно тот мог ответить на вопрос, зачем ему «долго», вздохнул, подхватил рыбину под жабры и потащил ее на кухоньку. Скоро над скалами разнесся запах жареной рыбы, а Лук все так же сидел на камнях и думал, что если бы не его шалость, мгновенная блажь, то сидел бы на этих камнях Курант и дышал морским ветром. Хотя вряд ли бы сидел. Катил бы по дорогам Текана до самой смерти. А Нега была бы жива точно.

— А хлебушка у тебя нет? — с надеждой спросил старик, показавшись из-за скал.

— Есть хлебушек, как не быть, — успокоил старика Лук. — И даже кубок вина найдется.

— А как тебя зовут, зеленоглазый? — спросил его старик.

— Не для разноса? — нахмурился Лук.

— И не для рассыпа, — серьезно кивнул старик.

— Кир Харти, — сказал Лук. — Но вот так если окликнуть, то лучше Кай.

— Кай значит Кай, — согласился старик. — Пожалуй к столу, дорогой Кай.

Остаток дня Лук проспал, но, видно, и во сне он продолжал обдумывать то, что произошло с ним, потому что, проснувшись в вечерних сумерках, он уже знал, что должен делать.

— Мед? — в ответ на странный вопрос Лука удивился старик, все так же просиживающий капитанское кресло на палубе. — Да после твоего вина и хлеба, дорогой Кай, я сам стану пчелкой и полечу к ближайшим цветкам. Только долго ждать придется. Но вот для того, чтобы чуть подсластить стариковскую жизнь, немного меда есть. Крынки хватит?

— Половину обычного кубка, — попросил Лук.

Оставшуюся часть