Халь кивнул, глядя, как дородный король обнимает дочь, а та льнет к его груди.

А вот Каспар практически не воспринимал происходящего. Он чувствовал себя вконец разбитым, горькая правда о смерти отца только сейчас начала по-настоящему доходить до его сознания. Не видя ничего вокруг, юноша побрел прочь, за спиной разносились гневные крики.

Внезапно на плечо ему легла чья-то легкая рука.

– Изелла!

– Мой лорд Каспар, – сладко улыбнулась красавица. – Я скорблю о твоей утрате, но мне надо поговорить с тобой. Я оказала тебе услугу и прошу вознаграждения. Триночница! Ведунья Ясеня страждет, и я должна принести ей лекарство.

– Да-да, триночница. Я непременно позабочусь, чтобы ты ее раздобыла, – заверил Каспар и кивнул на короля Дагонета. – Вот он сейчас как раз воюет с той женщиной, что изготовляет ее.

Дагонет воздел руки к небу.

– Мой старший сын убит, младший безумен, а средний – коварный предатель, которого я изгоню с этого континента. Так к чему тогда сражаться, защищая мою страну от мятежницы Рейны и ее рабов? К чему? Пусть берет ее себе, говорю я!

Он глубоко вздохнул, кротко и печально переводя взгляд с Тудвала на Кимбелин, как будто понемногу начал приходить ровно к тем же выводам, что и Халь.

– Писца сюда! – велел он. – Я не стану посылать своих людей на смерть лишь ради того, чтобы Кеолотия досталась безумцу или изменнику. Теперь наследницей мне осталась лишь дочь. А женщина не может править таким большим королевством. Кеолотия слишком велика для одной женщины. Передайте мятежной Рейне в Кастагвардии, что восточные баронства Кеолотии отныне принадлежат ей. А западные я сохраню для моей возлюбленной дочери. Будем молиться о том, чтобы эта женщина удовлетворилась полученным – а с меня кровопролитий довольно.

Дагонет повернулся к Каспару и Халю.

– Я глубоко ошибался в вас. И вы пострадали из-за моей ошибки. – Он кивнул на левую руку Халя. – Более того, вы вернули мне мою драгоценную Кимбелин. Я хочу возместить вам все причиненное зло и вознаградить за спасение дочери.

Назовите вашу цену. Я могу пожаловать вам Козий край или Троллесье. Или Топи. Какую часть моих земель вы бы хотели иметь?

При одной мысли об этом Каспар содрогнулся – он терпеть не мог холодный влажный климат Кеолотии. Бр-р-р… этот вечный мелкий дождик.

Юноша взял Урсулу за руку:

– Сир, сейчас у меня в руках все, что мне нужно, и более ничего я не хочу.

– Халь? – Дагонет повернулся к старшему юноше. – Вы привели мою девочку домой. Рубины, город Скуас-Риа? Назовите вашу цену.

Молодой воин засмеялся.

– Нет, кеолотианских земель мне не надо. У меня нет времени приглядывать за дальними манорами и поместьями. Но я был бы рад, если бы вы подарили мне самые роскошные доспехи во всем Кабаллане.

– Доспехи? И это все? – поразился король Дагонет.

– Все! – эхом отозвался Халь. – Ну, конечно! Сейчас небеса полны драконов, кто-то же должен заняться и ими.

Каспар повернулся, выискивая глазами мать. Пеннард уже спешил к ним, чтобы предложить свои услуги. Наконец юноша увидел Керидвэн – вместе с Брид и Изольдой жрица стояла возле солнечного рубина, вделанного в сердце Торра-Альты – кольцо покрытых рунами камней в середине мостовой на дворе.

– Иди сюда, – тихонько произнесла Керидвэн. Руки ее дрожали от горя. – Мы должны увидеть еще кое-что.

– Что? – спросил юноша.

– Бранвульфа.

– Но как?

– Тс-с!

Мать Каспара прижала палец к губам и поманила его опуститься на колени рядом с собой.

– Смотрите! – ахнула Брид. – Глядите!

Заходящее солнце коснулось лучами огромного самоцвета, на дымящихся развалинах замка заискрились золотые и алые блики. Три жрицы соединили руки, образовав круг над рубином. Изольда с радостным воркованием отпустила руку Брид и потянулась к самоцвету. Вокруг жриц собралась толпа народа.

Король Рэвик вскрикнул и отшатнулся.

– Что это за черное колдовство?

– Никакого колдовства, – торжественно ответила Брид. Глаза ее затуманились от слез. – Отец девочки был лесничим Иномирья. Хотя он и обрел душу, но сам сделан из частицы солнца, того самого солнца, что взирает и на наш мир, и на Иномирье. Частица этого солнца передалась и Изольде: сквозь солнечный рубин девочка может заглянуть в тот мир.

Опустившись на колени возле матери, Каспар потрясенно смотрел на образ, отразившийся в глазах Изольды.

– Отец!

Керидвэн крепко сжала плечо сына.

В тело Бранвульфа лилась кипящая жидкость, но барон даже не мог кричать: у него было сожжено горло. Все кругом тонуло в невозможной боли, внутренности жгло ядовитое пламя дракона. Но надо спасти всех их – его, Бранвульфа, дорогую жену, сына и всех остальных! Надо избавить их от этого демона, Гвиона. Бранвульф знал: он может сделать это, может – если не сдастся.

Боль вдруг исчезла, едкая вонь драконьего дыхания испарилась. Барон все еще сжимал обожженные, изуродованные руки на горле Гвиона. Сплетенные в жесточайшей борьбе непримиримые враги оказались на полу, покрытом мягкой волчьей шкурой. Рев дракона сменился приятным потрескиванием огня в камине. Сильные и безжалостные руки потащили Бранвульфа прочь, разжали сведенные пальцы.

– О, Великий Хозяин, как с ним поступить? – спросил у Гвиона державший Бранвульфа золотоглавый человек.

– Пусть мучается в темницах Абалона! – рявкнул Гвион. – Пусть испытает на себе те пытки, которые мне пришлось вынести у него в доме. А когда последний из его рода будет взят из круга жизни, скормите этого мерзавца простолюдинам в чаще. Тогда и его душа, и души всех, кто ему дорог, исчезнут в небытии и останутся лишь в моей памяти.

– Гвион, ты кретин! – прошипел Бранвульф. – Тебя ждет счастье, если только ты согласишься уйти…

– Уйти? Когда вот-вот в моих руках окажется безграничная власть? Через пропасть меж мирами я принес сюда рубины. Магия солнца, заключенная в этих камнях, увеличивает могущество голосов лесничих, скоро они окажутся сильнее Высшего Круга. Я изменил баланс сил во вселенной. Я бог! – истерически выкрикнул Гвион и махнул лесничему рукой. – Уведите его!

Бранвульф взревел, точно раненый бык. Он не может проиграть! Ведь на него последняя надежда всех, кто ему дорог. Злодействам Гвиона надо положить конец!

Он кричал и отбивался, но стражи тащили его по темному коридору. Чем сильнее сопротивлялся Бранвульф, тем громче и резче звучала в его ушах властная песня тюремщиков. Магические узы сломили его, и скоро барон покорно влачился мимо вделанных в стену клеток к темному залу, где стоял невыносимый смрад. Над огнем исходили растопленным жиром люди – ни дать ни взять, кабаны на вертеле. Отовсюду доносились какие-то странные звуки: лязг и стук щипцов, скрип веревок, на которых растягивалась очередная жертва.