А средневековые доспехи и пышные дамские наряды. А камуфляжные комбинезоны и крошечные бикини. А наши школы и университеты, рестораны и стадионы, а сколько было выпивки, самой разной! И книги, магазины, библиотеки, книжные стеллажи.

Мы пели и танцевали, играли на инструментах и летали в отпуск на самолетах, смотрели кино и ходили в театры. Как мы любили и как мы дружили, как строили дома и воспитывали детей.

Невозможно это все передать, невозможно. И кому?.. Господи, я отказываюсь верить, что это все умрет вместе со мной. Этого не может быть, этого не должно быть, будь я проклят, если приму это, Господи. Не мог я прожить так, чтобы после меня ничего не осталось. Не мог я прожить так, чтобы некому было передать все то, что я создал и чем владел.

Кого боги хотели покарать — того они разума и лишили. Я видел, как человечество лишалось разума. Это происходило на моих глазах. Я не мог противостоять этому, я кричал, и меня гнали, чтоб не был слышен мой крик.

Я напишу потомкам самые простые вещи. Что когда все хорошо — это тоже не очень хорошо. Что никогда нельзя лгать себе — ради какой бы то ни было благой цели. Что надо беречь хороших людей, умных и трудолюбивых, а паразитов надо уничтожать или хотя бы гнать вон. Черт, я не смогу написать потомкам ничего нового, умного и ценного, кроме того, что уже говорилось миллиарды раз за тысячи лет!

И тогда я скажу: беспощадно уничтожайте тех, кто станет уничтожать вашу цивилизацию. Не жалейте их, не помогайте им, не миритесь с ними. Мы поступили иначе — и нам настал конец.

Я напишу им самое главное:

Знаете, почему мы погибли?

ПОТОМУ ЧТО МЫ БЫЛИ МУДАКИ.

Этот роман написал Мелвин Баррет. Так же, как несколько других. Он написал его шариковыми ручками на листах бумаги для светокопировки. Потому что электричества в его хижине не было, и компьютер некуда было подключить. Это же позволило рукописям сохраниться — бумага долговечнее, чем цифровые записи на дисках, с которыми может случиться что угодно.

Как всякий большой роман, этот роман Мелвина Баррета имел несколько начальных вариантов. Он начинал писать, вскоре убеждался, что дело идет не так, бросал и начинал иначе.

Итак, первый вариант романа назывался кратко и в духе модерна (или постмодерна, Мелвин Баррет всегда затруднялся провести границу между двумя этими понятиями). Название он придумал такое:

Это должно было обозначать ХХ век. Мелвин Баррет задумал написать роман-хронику, лирический эпос, охватывающий все главные и знаковые события ХХ века, ярчайшие факты и биографии самых значимых фигур, Первую и Вторую мировые войны, Русскую Революцию и подъем коммунистического Китая, Ревущие Двадцатые и Сухой Закон, Рузвельт и Мак-Карти, Муссолини и Гитлер, Сталин и Мао, убийства Троцкого и Кеннеди, великий 1968-й и крушение СССР: о, это был великий, небывалый роман, мега-роман, роман романов!

Мелвин Баррет отлично продумал план. Роман начинался похоронами королевы Виктории и победой Англии в англо-бурской войне. Это был конец века XIX — пик могущества Британской Империи, стремительный прогресс, вера в будущее, рост уровня жизни: телефон, железные дороги, пароходы, трамваи, уже возводят небоскребы, и вводят всеобщее образование.

И вот наступил счастливый и такой многообещающий ХХ век! 1901 год, кончается январь. Лондон в трауре, толпы в черных повязках, нескончаемая процессия за королевской каретой: похороны Старой Вдовы, великой королевы, кумира нации, владеющей миром.

Черная карета, вороные кони — и мерным медленным шагом, в шеренгу по пятьдесят, королевские гвардейцы в алых мундирах и мохнатых медвежьих шапках провожают свою императрицу к месту последнего успокоения. Здесь фотографы и репортеры со всего мира. Здесь гремят пушки и медью звенят и рокочут барабанами марши.

О, как переломилась эпоха!.. И тот знаменательный день пришелся на линию перелома меж двух миров. Но люди этого еще не знают. Они не знают, что адмирал лорд Фишер уже пробил идею «Дредноута». Что братья Райт упорно добиваются устойчивого полета для задуманного аэроплана. Что пулемет Максима, показавший себя в Африке, навсегда изменил ход будущих войн — скорых войн! Что через пятнадцать лет германские цеппелины будут бомбить Лондон из-за облаков, отравляющие газы зальют окопы в Европе, и ощетинившиеся огнем бронированные чудовища поползут через них. И никогда, никогда больше не будет счастливого «мирного времени», которое ушло.

Но трудность в том, что каждая точка на карте — в действительности огромный город с массой не просто деталей, но разных жизней и коллизий. Работая над воссозданием всей атмосферы рубежа ХХ века, Мелвин Баррет после колебаний решил затронуть и 1900 год, тем более что вся Америка и Европа именно его наступление праздновали как начало ХХ века, хотя это была именно концовка века XIX, значимая концовка, обозначившая линию перегиба времен: и тогда войска восьми союзных держав оккупировали Китай и штурмом взяли Пекин (через что лет это им припомнится безжалостным доминированием вечной и новой восточной сверхдержавы, великий Китай покоряет мир и стремительно замещает Запад в мировом доминировании), а в Париже под чужим именем умер Оскар Уайльд, в позоре и изгнании: и возникает тема страданий гомосексуалистов, через полвека Алан Тьюринг кончает с собой, вспыхивает драка с полицией в баре «Голубая устрица» в Гринвич-Виллидж, и Американская Ассоциация Психиатров признает гомосексуализм нормой, и радужные флаги реют над парадами гордости, и цисгендерных мужчин-гетеросексуалов, особенно белых, ставят последними в очередь на все блага и привилегии и объявляют врожденными расистами. И это лишь одна из тем! А необходимо придерживаться хронологии (считал Мелвин Баррет).

Там была русско-японская война: миру явила себя новая цивилизация, юный японский флот наголову разгромил русскую армаду — дух бусидо воспарил в мировые выси, вскоре мощная и агрессивная Япония, создавая свою великую Тихоокеанскую Империю, нанесет безжалостный удар Америке и утопит ее флот в Перл-Харборе, а затем сгорит дотла под зажигательными бомбами Токио, и атомные грибы встанут над Хиросимой и Нагасаки, а через двадцать лет японская электроника завоюет мир, и короли автомобилестроения американцы не выдержат конкуренции с дешевыми и на диво выносливыми японскими машинами, Детройт превратится в пустынные трущобы, и все больше японских ученых будет работать и делать открытия в американских лабораториях. А еще император Хирохито, и сэппуку сотен японских офицеров после объявления о капитуляции, и генерал Мак-Артур, и ставший президентом Эйзенхауэр; а как же резня в Нанкине, и победный марш на Сингапур с разгромом англичан, и отставшие в джунглях островов японские солдаты, воевавшие в одиночку еще десятки лет, и битва за Мидуэй, и водружение флага над Иводзимой: флаги наших отцов! ах, уже прадедов…

Мелвин Баррет с трудом добрался до Великой Войны, которая потом станет Первой Мировой, и понял, что с задачей, может быть, и справится… когда-нибудь, если Всевышний продлит его дни… но кажется, что выходит не совсем то, что он намеревался создать. Потому что история всего ХХ века с биографиями выдающихся личностей, с художественным изображением всех (многих!) ключевых сцен, с психологическими портретами и философскими обобщениями, красочными пейзажами и массовыми действиями — это труд томов не менее как на сто. На десять подвижников-трудоголиков, или человек на тридцать нормальных историков. Плюс писатели.