В ловушке.

– Нет, – шепнула я.

– Я чувствую твое оживление, родич, – задумчиво произнес Приверженный. – Что есть у нее, чего ты так жаждешь? Скажи мне.

Солдаты, исполняющие приказы по всей палубе, вдруг замерли.

– Разорвите ее, найдите. Растерзайте до последнего кусочка.

Оцепенелыми, дергаными движениями солдаты медленно развернулись, направили взгляды на Лиетт. Она видела напряженность в их телах, жажду убийства в глазах, блеск их оружия.

– Принесите мне.

Они бросились в атаку.

Лиетт закричала.

А я…

Я начала убивать.

Я не чувствовала ног под собой, когда они меня подняли. Я не знала, на что надеялась, когда метнулась наперерез сотне солдат, несущихся на нее.

Мне было глубоко насрать.

В руке меч. Ноги двигаются. Легкие наполнял ледяной воздух. Это я знала. Остальное неважно.

Ничего не важно, кроме того, что мне надо до нее добраться.

На пути возникла фигура. Солдат обернулся, увидел, что я бегу прямо на него. Испустил вопль, вскинул штык-ружье. Мой меч миновал его защиту и вонзился в горло. Его жизнь оросила мое лицо, когда я выдернула клинок обратно. Тело упало на палубу, а я продолжила бежать.

Меня увидели соратники убитого. Сверкнуло еще больше стали. Штык-ружья, мечи, щиты развернулись, стремясь меня остановить. Кто-то промахнулся. Кто-то нет. Меня ткнули. Меня порезали. Я истекала кровью. И я это понимала.

Но мне было все равно.

Я не могла перестать убивать. Не хотела. Пока мой клинок пробивал глотки, груди, отрубал руки, перерезал сухожилия. Они падали, один за другим, иногда в своей крови, иногда в моей, и всякий раз я нападала все злее. Солдат становилось все больше, по двое на каждого павшего, но мне было все равно. Я хотела еще. Хотела, чтобы они услышали звон моей стали, увидели меня.

Хотела, чтобы все они знали: явилась Сэл Какофония, и смерти не минует никто.

Щит врезался мне в подбородок. Я пошатнулась. Лезвие ужалило в руку. Я замахнулась, промазала. Зарычала, но они продолжали наступать. Сотни? Тысячи? Я не считала. Мне было все равно. Им тоже.

Но я не могла позволить им остановить меня.

Моя рука потянулась к черной рукояти на боку. Он не хотел выходить. Он сопротивлялся. Я не дала ему прятаться.

Мы заключили сделку, он и я.

Мучительная боль взметнулась вверх по руке, я вырвала Какофонию из кобуры. Перетерплю. На хер мне эта рука. И кровь туда же. Мне не нужно в конце всего этого остаться в живых. Достаточно только ее.

Я щелчком открыла барабан, вставила в него три патрона. Повернулась к толпе солдат. Нажала на спуск.

Геенна взревела. Бушующий вихрь хохочущего пламени пронесся по палубе, поглощая крики своим гулом, обвиваясь вокруг людей. Обугленные, красные, покрытые волдырями, поджаренные, солдаты падали.

Я прицелилась в другую гущу врагов. И выстрелила снова.

Изморозь зашипела, расплескалась. Бледный цветок инея раскрылся в единое мгновение, копья зазубренного льда пробивали тела, рвали жилы, вонзались в поясницы, раскурочивали грудные клетки и позвоночники. Насаженные на колья, корчащиеся, солдаты падали и кричали.

Я развернулась. Увидела новых. Нажала спуск.

Руина запела, отправляя их в полет. Самых удачливых разбросало, как пепел на ветру, они с визгом исчезли в серой пустоте или разбились о склоны гор. Неудачников размозжило на месте, о пушки и обломки. Истекающие кровью, изломанные, они тоже падали и вопили.

Все больше и больше. Тело за телом. Жизнь за жизнью.

И мне было все равно.

Я не видела их лиц, не слышала голосов, не различала, мужчины это или женщины, есть у них семьи или нет, верят они в свое дело или нет. Не знала, плевать хотела, не думала ни о них, ни о своих ранах, ни о корабле, ни о том, как мы сюда попали, ни о чем.

Ни о чем, кроме нее. И как ей уйти отсюда. От огня. От крови.

От меня.

Даже если мне придется сжечь эту землю дотла.

Может, я уже убила их всех. А может, сама была уже мертва и не заметила этого. Я не понимала. Не могла сказать. До тех пор, пока нажав на спуск, не услышала сухой щелчок. Пока меч не пронзил пустой воздух. Пока не осталось никого, с кем сражаться.

Лишь тогда я остановилась. Лишь тогда глубоко вздохнула сладким от моей собственной крови воздухом. Лишь тогда я увидела.

Догорающих тлеющим пеплом. Насаженных на пики льда. Разбитых о палубу. Одни кричали, зажимая рваные дыры в телах. Другие дергались, с искаженными потрясением лицами, все еще силясь понять, что произошло, даже когда вокруг сгущалась тьма. Третьи лежали, затихшие и спокойные, когда-то живые, а теперь просто сноски в этом уродливом и длинном эссе, аргументы которого все еще бушуют вдалеке.

Моих рук дело. Кем бы они ни были – приверженцами или новобранцами, были ли у них семьи или нет, кем бы они ни считали себя до встречи со мной – я их прикончила. И что бы еще тут ни случилось, всегда будут говорить, что Сэл Какофония пришла и оставила после себя трупы.

И мне было плевать.

– Сэл.

Пока с ней все в порядке.

Я не хотела оборачиваться. Не хотела видеть ее, не хотела, чтобы она увидела меня, стоящую посреди этой бойни, каждую частичку монстра, которым она боялась, что я стану, каждую кроху ее совершенной давно ошибки. Я хотела уйти, или перемахнуть через перила вниз, или просто упасть и умереть – адреналин уже вытекал из меня, оставаясь еще одним пятном на палубе, – но ноги подкашивались, зрение затуманивалось, а дыхание застревало в легких льдом.

Но мысль о том, чтобы лечь и просто позволить всему погрузиться во тьму…

Не увидев ее, по крайней мере, еще хоть разок…

Я обернулась. Она стояла, хрупкая, нежная, слишком чертовски красивая и хорошая, чтобы находиться среди чудовищ. Ее губы были приоткрыты. Глаза не моргали. Она охватила взглядом меня всю – каждую каплю крови, каждый шрам и металл, – и я знала, что она видит.

То же, что и все остальные. То же, что скажут в день, когда все это закончится.

Что когда армия встала между Сэл Какофонией и тем, кто в ней нуждался, она сожгла эту армию дотла.

И ни единым словом не высказала жалости.

– Они… – прошептала Лиетт, – они собирались меня убить?

– Ага, – ответила я.

– Но мы были заодно. Они должны были…

– Ага, – я сплюнула что-то на доски. – Ты в порядке?

– Я… да. Я в порядке.

Я кивнула.

– Хорошо.

А потом упала.