Вырвавшийся у меня вздох забрал последние силы.

Четыре человека. И все это. Все убийства, трупы, ложь – и отсюда выберутся только четверо.

Я должна была догадаться.

Мысли царапались внутри головы длинными тошнотворными когтями. Казалось, что голова кровоточит.

«Я должна была догадаться, – жрала я себя. – Надо было убираться уже после того, как сгорело поместье. После первой лжи Джеро. Да блядь, тебя вообще не должно быть тут. О чем только думала? Что пара лишних имен из списка того стоят?»

В голове стало больно от тишины, а потом пришла следующая мысль – словно железный гвоздь вонзился прямо в мозг.

«Или ты была настолько глупа, чтобы поверить, что все это сделает мир лучше?»

Может, да.

Черт, даже больше, чем «может». Хотелось, наверное, чтобы это было правдой. Хотелось думать, что я не просто вычеркиваю имена из списка, не просто поливаю землю кровью. Хотелось думать, наверное, что я могу сделать что-то хорошее…

Что потом показала бы Лиетт.

Показала бы этим, что я…

«Ну, – подумала я с очередным вздохом, – теперь-то что хорошего? Приступим?»

Ага.

Пожалуй.

– Так, ладно, – сказала я. – В жопу. Выбора нет. Если сможешь вытащить четверых, четверо нас и есть. Открывай портал. Выберемся – прикинем следующий шаг.

– Что? – ахнул Урда. – Но… как же остальные? Агне и Джеро, и…

– Агне – осадник, – ответила я. – Если она еще не мертва, значит найдет способ выжить. А Джеро… – Я прищелкнула языком. – Если он еще не умер, работы на земле у меня прибавится.

– Звучит вполне логично, как по мне. Я тоже не собираюсь оставаться и умирать ради них. – Ирия поскребла татуировку на подбородке и посмотрела на меня. – Но, э-э… ты уверена? Кого бы ты ни оставила, его не вернуть.

Дарриш.

Ее имя.

Дарриш.

Как биение сердца. Снова и снова в моей голове.

«Что она сказала? Была ли в ее глазах печаль? Разве ты не хочешь с ней поговорить? Разве ты не хочешь…»

– Уверена, – отрезала я. – Или мы уходим сейчас, или умрем. Так что давайте-ка все подойдите поближе, и мы…

– Нет.

В опере есть момент, который называется «райку ю онодория». Что в грубом переводе означает «завуалированная причина». Мгновение, когда персонаж, прежде таивший более глубокие причины поступков, раскрывает истинную подоплеку своего существования, и в сюжете случается новый сложный поворот.

В опере – это одна из моих любимых частей.

В реальной жизни – блядски бесит.

– Что, мать твою, значит «нет»? – зарычала я, поворачиваясь к Лиетт.

Она стояла на месте, хрупкая девушка в темноте, со сжатыми кулачками, и глаза ее поблескивали за линзами очков.

– Значит, – сурово произнесла она, – нет, я не собираюсь бросать самое важное исследование в моей жизни.

– Лиетт, слушай…

– Нет! – рявкнула она. – Это ты послушай. Мы обсуждаем не какие-то механические безделушки или алхимию. Это – перемены. Существо на этом корабле способно бросить вызов реальности. Оно изменяет вещи так, что мы едва можем это воспринимать, не говоря уже о понимании.

Лиетт указала в темноту, на что-то далекое, доступное только ей.

– Войны. Империи. Страдания. С тем, что находится на этом корабле, мы сможем все это изменить. С его помощью я могу увеличить посевы, закончить войну, могу сделать так, чтобы никто…

Ее голос стих. Лиетт повернулась ко мне и посмотрела так, как может только она. Куда-то внутрь, в темное место, которое я изо всех сил пыталась от нее спрятать. Но ей всегда удавалось его разглядеть, увидеть то сломанное, раненное, что продолжало кровоточить с тех самых пор, как я перестала быть Алым Облаком.

И это ранило ее так глубоко, что я готова была убивать.

– Я могу все исправить, Сэл, – прошептала Лиетт. – Позволь мне все исправить.

Едрить меня через колено, но, когда она на меня так смотрела, я не могла ей не верить. Почти всегда, во всяком случае.

Но я знала эту войну. Знала ставки. Знала то, чего не знала она. И я не позволю ничему из этого причинить ей боль.

Со вздохом, я шагнула к Лиетт.

– Понимаю, – прошептала я. – Понимаю, это ужасно. И понимаю, что ничто не будет прежним, но мы все исправим. Я могу порыться в обломках, найти больше, чем тебе понадобится, я даже смогу жить, если ты возненавидишь меня за это.

Я потянулась к ней. Пальцы коснулись ее плеч, скользнули на шею, путаясь в волосах.

– Но я не могу позволить тебе остаться здесь.

Лиетт открыла было рот, передумала, вздохнула. Медленно склонила голову. Положила руку поверх моей. И тихонько прошептала:

– Я знаю, что ты не можешь. И поскольку ты не можешь…

Ее пальцы сжали мое запястье. Прежде чем я вообще увидела движение, она выхватила перо. Спешно провела им по моей руке, нанося на кожу короткую череду сигилов. Метнула на меня извиняющийся взгляд.

– Я не могу его бросить.

Я что-то сказала. Вообще-то, я не собиралась орать, но, когда она надавила пальцами на сигилы и они вспыхнули, выбора у меня не осталось. Алая, как кровь, электрическая дуга пробежала по моей руке, захлестывая все тело. Мои мышцы сжались, тело натянулось, челюсть одеревенела.

– Мне жаль. – Лиетт повернулась к близнецам и низко им поклонилась. – Недалеко от города под названием Вертов Страх, в двух днях к югу от Терассуса, под сухим деревом есть тайник с сокровищами. Он ваш за хлопоты, просто прошу, – она бросила на меня полный боли взгляд, – заберите ее с собой.

И она ушла. Умчалась в темноту. Противостоять каждому солдату до последнего, если это нужно, лишь бы сохранить знания.

Сложно ее за это ненавидеть.

Было бы, если б эта мелкая говнючила меня только что не парализовала.

– Ты видела? – Урда неловко зашагал вперед, прикрывая рот ладонями в приступе благоговения. – Ты это видела? Проворство ее линий! Скорость нанесения! А я ведь даже не знал, что можно нанести сигил обнуления на плоть, и человек выживет! Но это Двадцать-Две-Мертвые-Розы-в-Надтреснутой-Фарфоровой-Вазе, а! Надо было взять у нее автограф. Думаешь, я еще успею? Как считаешь, она запомнит мое имя или…

– Погоди-ка секунду. – В поле моего зрения появилась Ирия. – А она-то жива? Моргни дважды, если ты жива.

Мышцы отказывались работать, но это я смогла. Ирия нахмурилась.

– Ах ты ж блядь, жива. А я-то уже подумала, что дело станет попроще. Научите меня быть оптимистом. – Ирия глянула на брата. – Что делать будем?

– Ну, Двадцать-Две-Мертвые-Розы-в-Надтреснутой-Фарфоровой-Вазе таки просила взять ее с собой. Было бы невежливо отказываться, но… – Урда появился рядом с сестрой и, окинув меня взглядом, поежился. – Она вся в массе… в жидкостях. – Потом сощурился на мою руку. – Сигилы нанесены поспешно. Наверное, я могу их отменить.