маловероятная, — можно предположить, что в результате вы оказались настолько связаны с ними, что стоит вам перевести стрелки назад, как вас тут же уносит в прошлое.

— Другими словами, меня утягивает якорь? — с интересом предположил Оуэн. — Быть может, шхуна также путешествует в прошлое и всякий раз, когда я перевожу часы, ее якорь влечет меня за собой? А как же пассажиры шхуны? Они это замечают?

— Изготовить темпоральный лубрикант, — усмехнулся Крафт, — задача не из легких, мальчик мой.

— Это понятно, но вы же знаете, что такое гидравлическая муфта? Если смешать с маслом миллионы крошечных частиц железа, а потом их намагнитить, масло застынет и останется таким, пока железо не размагнитится. Что, если я выпил некое подобие такого вещества?

— Тогда вы застыли бы в нормальном времени, пока не перевели бы часы назад — то есть размагнитились и позволили якорю увлечь вас за собой. Да, такое можно представить, но не путайте время с пространством. Однако помните, что протяженность времени никак не меньше — а то и больше — протяженности пространства. Какая бы сила ни удерживала нас в нормальном временно́м промежутке, мы должны быть ей признательны. Утратив сцепку со временем, вы подвергаете себя большой опасности. Мы не соскальзываем в прошлое, будущее или на параллельную временную шкалу лишь благодаря инерции, и это крайне неудобно, поскольку малейшее соприкосновение с любым объектом, путешествующим во времени рядом с вами, способно сбить вас с курса и зашвырнуть куда угодно.

— Объектом? Каким объектом?

— К примеру, столкновение с той шхуной, о которой вы рассказывали. Или с другим путешественником, хотя такое маловероятно. Считайте, что море, по которому плывет шхуна, — это… это паравремя, а оно отличается от обычного времени, которое мы проживаем, вспоминаем и видим во снах. Лишаясь временно́го трения — например, когда вы переводите стрелки часов назад, — но я говорю исключительно гипотетически, мой мальчик, — вы отдаете себя на милость любого случайного путешественника по просторам паравремени, который может столкнуться с вами, после чего вы устремитесь в произвольном направлении и не сможете остановиться, поскольку вам недостанет сцепляющей силы. Поэтому советую остерегаться путешественников во времени.

— Похоже на поведение ракеты в космосе, — пробормотал Оуэн, — хотя это не важно. Но скажите мне, доктор, почему стрелки переводятся только до десяти вечера? Если у часов двенадцатичасовое ограничение — а это так, судя по нумерации на циферблате, — почему я не могу перевести их на двенадцать часов назад от нынешнего момента?

— Потому что в нынешний момент вы не существуете, мой мальчик, — объяснил Крафт. — Разумеется, чисто гипотетически. На самом деле вы не обманули время, вы остаетесь на своей обычной траектории в паравремени — как планеты остаются на своей, хотя вращаются вокруг собственной оси и по орбитам других небесных тел. На основании имеющихся данных предположу, что вы подчиняетесь непреложным законам: то есть законное время вашего существования — десять часов завтрашнего утра. Тот момент, когда вы перевели часы назад, и они — гипотетически — вернули вас в десять часов сегодняшнего вечера.

Он кивнул на голубые часы в руке у Оуэна.

— Оставаясь в рамках нашей гипотезы, Питер, мы можем сделать массу самых диковинных умозаключений — исходя из особенностей конструкции этих часов. Мы привыкли считать, что любые часы — это набор шестеренок, предназначенный для измерения времени, но внутри конкретно этих часов, случись нам их открыть, мы обнаружили бы нечто совершенно иное. В основе пространственно-временного континуума, мой мальчик, лежит некая частота, и тут невозможно не вспомнить об атомных часах с управляющим осциллографом. Вы, несомненно, знаете, что такие часы работают по принципу квантового перехода. Принимая управляющие сигналы, газообразный аммиак генерирует частоту линии поглощения с симметричным выходным импульсом, и погрешность часов составляет что-то около одной стомиллионной доли процента. Такие часы, Питер, показывают время благодаря движению атомов. Ну, вы понимаете — частота! Гипотетически все прекрасно сходится. Часы — именно тот предмет, которым ваши путешественники во времени могли бы воспользоваться в качестве якоря: прибор, настроенный на определенную пространственно-временную частоту, позволяющий оставаться на месте и проводить исследования при отсутствии иной сцепки с настоящим моментом.

— Вам снилось, — проинформировал его Оуэн, — что их внимание привлекли пузырьки, которые поднимались к поверхности океана из-за ваших экспериментов с тессерактом.

— Несомненно, — покивал Крафт, — несомненно.

— Доктор, так и было! Сегодня ночью вам приснится именно этот сон!

— А если не приснится, я очень удивлюсь. — Крафт тихо рассмеялся. — Ведь мы с вами, Питер, говорим на преинтереснейшие темы. Но творцом этого сна буду не я, а вы!

— Творцами этого сна будут они, путешественники, — упрямо возразил Оуэн и глянул на потолок, словно ожидал увидеть над собой дно пресловутой шхуны. — Полагаю, они явились из будущего?

— Или обитают в самом паравремени, — снисходительно допустил Крафт. — Возможно, они существуют лишь в абсолютном времени, подобно глубоководным созданиям. Я бы предположил, что давление нормального времени расплющит их — так же, как давление воды на дне океана расплющит человека, — с той разницей, что их жизнь уплотнится под действием времени. Станет похожа на жизнь мухи-однодневки. — Он усмехнулся. — Вероятно, мухи-однодневки и есть путешественники во времени, Питер, — существа, чья жизнь сплюснута в один день!

— Что касается меня… Если моя жизнь не уплотнится, — сказал Оуэн, — мне надо преодолеть десятичасовое ограничение и предотвратить кражу. Доктор, я просто обязан это сделать!

— Мальчик мой, это не в ваших силах, — уныло ответил Крафт. — Даже будь ваши голубые часики тем самым якорем от машины времени. На вашем месте я бы попробовал найти им более полезное применение. Например, будучи не в силах предотвратить некое событие, я сделал бы так, чтобы Эдмунд не обнаружил его последствий. Вот оно, мое решение вашей прелюбопытнейшей гипотетической проблемы. — Он неуклюже встал. — Теперь же, мой мальчик, я пойду вниз и заберу Максля.

— Его там нет.

— Хм… Что ж, посмотрим. Возможно, завтра мы выясним, что эта кража была частью вашего преинтереснейшего сна.

— Но как же кипарис? — разволновался Оуэн. — Это единственное доказательство, что у меня осталось, но вполне убедительное. Вы видели его собственными глазами!

— Да, Питер, я его видел. Примите мои поздравления: вам приснился презанятнейший вещий сон. Но не более того. Вы устали, мальчик мой. И перевозбудились. Поэтому предлагаю — да-да, вы угадали, — предлагаю вам выпить пиво и лечь спать.

— Я уже устал ложиться спать, — вздохнул измученный безысходностью Питер. — К тому же вдруг я проснусь и увижу, что завтра — это вчера? Вдруг меня поймают путешественники во времени? Поймают и сварят из меня уху?

— Пейте пиво, — невозмутимо повторил Крафт. — И спасибо, что подсказали,