Но в следующих четырех гостиницах, которые попались им на пути, хозяева отказывали так же, как и в первой. Из последних двух их едва не вытолкали взашей, когда Мэт предложил хозяевам сыграть в кости на постель. И когда хозяин пятой, между прочим именуемой «Славная королева», заявил им, что не в состоянии дать соломенный тюфяк и самой королеве, Мэт вздохнул и спросил:

– А как насчет конюшни? Мы вполне могли бы устроиться на сеновале за ту же плату.

– Моя конюшня для лошадей, – ответил круглолицый хозяин. – А не для той прорвы народу, что шатается по городу.

До появления Мэта и Тома владелец гостиницы занимался тем, что заботливо протирал столовое серебро. Теперь он полюбовался только что отполированным серебряным кубком и, открыв дверцу, убрал его во чрево буфета, пристроив рядом с другими, явно принадлежавшими разным сервизам. Верхняя часть буфета опиралась на широкую столешницу, и на ней, за буфетной дверцей, Мэт заметил стаканчик из тисненой кожи. Стаканчик для игры в кости.

– Я не пускаю ночевать в конюшню, чтобы лошади не пугались, – продолжал тем временем хозяин. – А то пустишь кого, и он, чего доброго, удерет вместе с ними. Проезжие хорошо платят мне за конюшню, рассчитывая на заботливое обращение с животными и их сохранность, к тому же у меня самого там в стойлах пара лошадей. И в моей конюшне кроватей для вас нет.

Мэт же задумчиво глядел на стаканчик для костей. Потом достал из кармана золотую андорскую крону и положил ее на прилавок. Чуть погодя рядом легла серебряная марка Тар Валона, потом золотая, а замкнула ряд золотая тайренская крона. При виде монет хозяин гостиницы облизал внезапно пересохшие губы. Мэт добавил две иллианские серебряные марки, еще одну андорскую крону и посмотрел на трактирщика, на округлом лице которого отразилось мучительное колебание. Мэт потянулся сгрести деньги обратно в карман. Но ладонь хозяина дотянулась до монет первой.

– Пожалуй, вы двое не очень обеспокоите лошадей.

Мэт улыбнулся:

– Кстати, о лошадях. Сколько стоит пара ваших? Оседланных и с упряжью, конечно.

– Я не собираюсь продавать своих лошадей, – ответил хозяин, подхватывая монеты с прилавка.

Мэт взял стаканчик и выразительно потряс. Застучали кости.

– Ставлю вдвое больше против лошадей, седел и уздечек. – Теперь он слегка потряс карман, чтобы красноречивый звон монет убедил хозяина в платежеспособности постояльца и обеспеченности его ставки. – Один мой бросок против лучшего из двух ваших!

Он готов был рассмеяться, увидев алчный блеск в глазах хозяина.

Когда Мэт переступил порог конюшни, то первым делом заглянул в полудюжину стойл с лошадьми и отыскал пару гнедых меринов. Были они не ахти, но главное их достоинство заключалось в том, что принадлежали они теперь Мэту. Нечищеные и неухоженные создания выглядели тем не менее неплохо, учитывая, что все конюхи, за исключением одного, от хозяина сбежали. Сам трактирщик о сбежавших отозвался с явным негодованием, как и об их необоснованных жалобах на то, что они-де не могут прожить на те гроши, что хозяин им платит. Ушат презрения достался и единственному оставшемуся конюху: этот бессовестный имел наглость заявить, что уходит домой спать, потому что он, видите ли, устал работать за троих.

– Пять шестерок! – пробормотал Том за спиной у Мэта.

Менестрель скептически оглядывал конюшню, видимо сожалея, что мысль переночевать в обществе лошадей пришла на ум именно ему, и находя эту идею не столь привлекательной, какой она представлялась в первой гостинице. В лучах заходящего солнца, врывающихся в большие двери, кружились пылинки. Веревки, на которых поднимали кипы сена, сейчас свисали с блоков на балках, подобно увядшему плющу. Сеновал наверху был погружен в полумрак.

– Когда он выбросил четыре шестерки и пятерку со второго броска, то посчитал, что ты наверняка проиграл. Точно так же, признаться, подумал и я, – продолжал Том. – Ведь в последнее время ты не на каждом броске выигрываешь!

– Я выигрываю достаточно.

Мэт как будто был даже доволен, что не каждый его бросок приносил выигрыш. Везение, конечно, везением, но при воспоминании о том вечере по спине все еще пробегал мороз. В те минуты, когда он тряс стаканчик, Мэт отнюдь не был уверен, как лягут кости, сколько очков выпадет. Юноша забросил свой посох наверх, на сеновал, и тут ударил гром. Мэт вскарабкался на сеновал по шаткой лесенке и окликнул Тома:

– Это была хорошая мысль! Мне кажется, сегодня ночью лучше иметь крышу над головой, а не мокнуть под ливнем.

Бо́льшая часть сена была сложена кипами вдоль стен конюшни, но места расстелить плащ вполне хватало. Пока Том влезал на сеновал, Мэт достал из торбы два каравая хлеба и треугольный кусок сыра с зелеными прожилками. Хозяин гостиницы, имя которого было Джерал Флорри, расстался с этим богатством, лишь получив столько денег, сколько во времена поспокойнее стоила бы одна из его лошадей. Когда Том с Мэтом приступили к трапезе, запивая еду водой из своих дорожных фляжек – вина у Флорри не было ни за какие деньги, – по крыше забарабанил дождь. Покончив с ужином, Том достал трутницу, набил табаком трубку с длинным чубуком и со всеми удобствами расположился покурить.

Мэт лежал на спине, уставившись в сумрак под крышей и размышляя о том, кончится ли дождь к утру, – очень уж ему хотелось как можно скорей избавиться от письма. И вдруг в конюшне раздался резкий скрип несмазанного колеса. Мгновенно перекатившись к краю сеновала, Мэт посмотрел вниз. Сумерки хоть и сгустились, но в полумраке еще многое можно было разглядеть.

Стройная женщина, только что вошедшая из-под дождя в конюшню, опустила наземь оглобли своей тележки с большими колесами и устало разогнула спину. Снимая с плеч плащ и стряхивая с него капли дождя, она что-то бурчала себе под нос. Волосы ее были заплетены во множество тоненьких косичек, шелковое платье – Мэт почему-то решил, что оно бледно-зеленого цвета, – было на груди щедро украшено причудливой вышивкой. Когда-то это платье было великолепным, теперь же оно обтрепалось и запачкалось. Женщина потерла кулаками поясницу, снова произнеся что-то низким голосом, потом быстро подошла к дверям конюшни и пристально вгляделась в дождевую завесу. Так же поспешно она потянула створки на себя и плотно затворила двери, отчего все помещение погрузилось во мрак. В темноте послышались отчетливое шуршание, позвякивание, хлюпанье, и внезапно в фонаре, который женщина держала в руках, вспыхнул яркий язычок пламени. Она огляделась, заметила в стене крюк, повесила на него фонарь, а потом стала копаться под парусиной, покрывавшей тележку.

– Быстро она управилась, – тихо произнес Том, не разжимая зубов и не вынимая изо рта трубки. – В этакой темноте, высекая огонь кресалом, недолго и конюшню спалить.

Пришелица вновь появилась в круге света с краюхой хлеба, которая была, скорее всего, черствой, так как женщина ела медленно, несмотря на явный голод.

– У нас сыра не осталось? – прошептал Мэт.

Том в ответ лишь покачал головой.