— Я с семи лет ждал, что мы с мамой уедем во Францию. Научился ждать. Это длилось три года. Превратилось в идею фикс. Изобрел себе герб с буквой «Ф».

— Фрухт?

— Франс. И везде этот герб рисовал: на учебниках, на пенале, на парте. Почему-то больше всего манил Алжир, барханы, океан.

— Океан не там, а в Марокко.

— Думаю, я путал по малолетству. Алжир! Французы оттуда уходили как раз, а я мечтал: может, мне повезет? Может, передумают? Города с роскошным «Ф»: Джельфа, Айн-Дефла… Финики, фиги. Я написал алжирскую автобиографию. Верный слон, став на колени, вынимал из моего тела отравленные дротики. Кончалось в духе чьего-то очаровательного: «заблудился в пустыне, там меня съел лев, там меня и похоронили…» Бэр, знаете что? Нужно обсудить кое-что о Стенфорде.

— А что о Стенфорде? Оболенский архив? Разве не улажено все?

— Поступило новое предложение…

— Мы слово дали, какие новые предложения!

Виктор вынимает из кармана проштемпелеванный билет, испачканный носовой платок Федоры, чехол от утраченного зонтика, картонку от гостиничного номера и визитную карточку Пищина. Из второго кармана, после многих бумажных салфеток, вытягивается предложение Кобяева.

Бэр развертывает и на некоторое время даже забывает вращать карандаш.

— Я должен подумать. А вы мне должны объяснить, кто эти предлагатели.

В полной тьме Вика откашливается и заводит эпическую песнь про Хомнюка. В это время мрак боковых гостиных пронизывается светом фонарика. Это, не зажигая люстр, как Диоген, блуждает Курц, почему-то робко и очень медленно. Выясняется, что ищет он не кого-нибудь, а именно Виктора. С каким-то странным похмыкиванием, что-де умеет понимать шутки, вкладывает Виктору в руку лист чистой стороной вверх.

— Вот наконец, герр Зиман, вы ждали факс? Это он самый?

Стремительно схватив, Виктор переворачивает лист. С бумаги на него уставляется отрубленная от туловища голова Мирей Робье.

Это фото казненной головы Мирей. Голова лежит в каком-то ящике. Фотошоп, конечно. Лицо у Мирей вполне живое, но перепуганное.

Бэр резко выдергивает бумагу из руки Виктора, у Курца — фонарь. Лист залит жирной факсовой краской: на ладони Виктора осталось большое круглое пятно. Что они, картуш новый в факс-машину зарядили? Кто это сделал? Слепой Пью прислал черную метку?

Крупная надпись хамским имитатором ручного почерка, типа «Хэндрайтинг Дакота».

YOU RISK TO LOOSE HER.

Бэр пытается разглядеть получше — нашаривает очки, сажает на нос вверх ногами, шипя на неудобство ушных грабелек и неустойчивость седла «в современных модных оправах — все для красоты, ничего для пользы». Вика деликатно показывает ему пальцем — перевернуть.

«Ты рискуешь потерять ее». Да, с ошибкой, но смысл понятен.

Виктор неестественным голосом, сам дрожа, приступает к путаному объяснению про Мирей и недавние странности. И наверное, хорошо, что ни одному из них лица собеседника не видно. Можно только по голосу догадываться, какою жгучей яростью налит Бэр.

Диким басом Бэр перебивает объяснения, густо взрыкивает, разъяренный:

— Никуда сбегать я не буду, пусть моджахеды зарубят себе на носу!

Оказывается, у Бэра представление почему-то такое, что Мирей — это мишень вместо него самого.

Следом за этим Бэру приходит в голову еще более дикое толкование:

— Или сама устраивает шуточки? Намекает, у нее уже голова кругом?

У Виктора все четче складывается впечатление, что шеф агентства просто помешался, и все.

А сам Вика, как компьютер, проворачивает в голове собственные объяснения.

Это не могут быть мстители за карикатуры, зловещие фундаменталисты. Откуда и что бы знать им про секретаршу «Омнибуса»?

Зачем им именно ее преследовать вместо Бэра? Они же за Бэром гонятся.

А вот зато, если припомнить слова ведущего на передаче, кагэбэшной каверзой… это вполне может быть… Прессингуют из-за Ватрухина?

— Вполне не исключено, Бэр, что это Контора гадит.

При их хитрости немереной, быстро прокручивает факты в голове Вика, они, а почему и нет, решили воспользоваться старыми бумагами Жалусского. На семинаре в бывшей Штази, помнится, рассказывалось, как агенты залезали в квартиры неблагонадежных граждан, меняли местами полотенца, переставляли книги на стеллажах. Психические такие атаки на гемютную немецкую психику. Доводили бедняг до больницы. И в Милане не поймешь кто в квартиру к Вике залез.

А что? Разве не четкая гипотеза? Все же сходится. Одна дурацкая выходка в Мальпенсе, другая с письмом мертвеца. Болгар каких-то, вероятно, подставных, на Вику натравили. Теперь зачем-то изображают отрезанную голову Мирей… И все это в ярмарочную неделю, с явной целью затерроризировать нас, отбить охоту насолившего им Ватрухина продвигать.

— Слушайте, Бэр. На передаче сегодня меня спрашивал ведущий, не было ли устрашающих маневров со стороны ГБ.

— Может, вы и правы. Скоро узнаем. Я завтра в Москве буду. Свяжусь с Павлогородским, он имеет прямой выход на безопасность.

Так. Теперь еще о болгарах необходимо рассказать. Бэр в Москву летит через несколько часов, не сейчас, так когда же? Ночь протрындели невесть о чем, а главное не сказал еще. Вика зажмурился и выпалил о нестандартных способах субмиссии. О мелодраматических подсовываниях на ресепшне псевдописьма с того света. О подбрасывании кагэбэшной расшифровки в аэропорту. О запросе болгарского агента. Теперь эта фотография. Нами заняты какие-то неуравновешенные личности.

Нужно показать Бэру бумаги. Вика нашарил и зажег торшер. Что такое? Не шевелясь и даже не шевеля карандашом, Бэр сидит застыв и выпучившись, со ртом разинутым.

И это он-то! Зверь травленый, битый и стреляный на своем веку!

Вика понял, что Бэр видит его, Вику, законченным дегенератом.

— Неужели я так нелеп? — тихо спросил себя упавшим голосом Виктор.

Бэр сглотнул и наконец закрыл рот.

— И вы молчите. Так вот же она! Вот мощная интрига! Молчите, а с этого начинать! Дело даже не в деньгах, которых с вас запросили в десять раз больше. Дело в том, что они юродствуют, изгаляются. Конечно, в сговоре работают с Конторой. Откуда они, по-вашему, прослушку достали? Подумать только. Головы резаные! Я им самим головы пооткушу.

— Бэр, я заранее приготовил все документы. Вот план, как сделать том из материалов, которые уже есть, и из болгарских бумаг, которые мы в конце концов выкупим. Вот проспект, вот наброски предисловия. Это на будущее. Вы пока что, если нет времени, не читайте. Это карта саксонских тайников и рапорты деда.

Самый прекрасный способ Бэра укротить! Подсунуть нечто невиданное для чтения. Особенно его заинтересовали рапорты.