Для меня эти слова прозвучали так же неожиданно, как и для отца. Они вылетели из глубины моей души, и я только сейчас смог осознать, чего мне на самом деле всегда недоставало при общении с ним: я хотел, чтобы он в меня верил. Хотел, чтобы отец мной гордился и поддерживал меня не смотря ни на что, даже если с его точки зрения я совершаю крупную ошибку. Быть может, я хочу от него слишком многого? Я вгляделся в его расширенные от изумления глаза, ища там хоть какие-то признаки понимания. Тут родитель опустил глаза и задумчиво потер подбородок:

— Хм… Значит, ты предлагаешь верить в тебя? Ну что ж, я попробую. Знаешь, Адам, ты мне сейчас напомнил меня в молодости — я тоже всю жизнь хотел, чтобы твой дедушка Адам больше мне доверял, но, к сожалению, я этого так и не дождался. Я не хочу повторять его ошибку. Поэтому знай, отныне я буду лишь предостерегать тебя об опасности, но решение ты теперь будешь принимать сам, и сам будешь нести за него ответственность. Тебя это устроит? — я не верил своим ушам и молча таращился на него, боясь, что я ослышался. А он, увидев мое ошарашенное лицо, хитро усмехнулся — Что-то я не слышу ответа. Так как, сын, ты согласен с этим или нет?

Дар речи резко вернулся ко мне:

— Ты шутишь! Конечно, согласен! Абсолютно и полностью — радостно воскликнул я.

— Ну что ж, тогда пойдем, объявим о расторжении брачного договора, будь он неладен — подытожил отец, и я не смог сдержать довольную улыбку. А потом я внезапно обнял его, сам не заметив как это произошло. Я так давно этого не делал (лет с пяти уж точно!), что сейчас чувствовал себя крайне странно, но внутри меня как будто что-то успокоилось и стало целым. Не зная, как выразить свой восторг по поводу нашего примирения, я просто сказал:

— Я рад, что мы договорились, папа.

— Я тоже, сынок — ответил он сдавленным голосом. Мы отпустили друг друга и медленно побрели назад, в столовую Шагировых, а отец вдруг печально вздохнул — я только об одном жалею, Адам: жаль, что я не понял всего этого раньше, лет пять назад. Тогда возможно Джамсур бы не уехал от нас.

Чувствуя глубокую связь между нашими душами, я тихо спросил:

— Ты скучаешь по нему?

— Да — признался он — ужасно скучаю. Он же мой первенец. Я столько сил вложил в его воспитание, намного больше, чем в тебя, если подумать. Тобой больше мама занималась. Хотя ты не подумай ничего плохого, вы оба мои сыновья и люблю я вас одинаково.

— Ну, так помирись с ним! — сочувственно взглянул я на него — что тебе мешает?

— Это не так просто, как ты думаешь — проворчал родитель — Мне гордость не позволяет первому пойти на мировую. Ты же знаешь, Джамсур не желает со мной общаться и всячески меня избегает. Он не захочет со мной разговаривать. И у него, в отличие от тебя, нет Оли, которая объяснила бы ему, что рвать кровные узы — величайшая ошибка. Наоборот, по-моему, Лайма как следует его зазомбировала, закрыла мне к нему всякий доступ и теперь вертит им как хочет. Так что боюсь, Джамсур навсегда потерян для меня.

— Ты не прав — возразил я — И, по-моему, ты не справедлив к Лайме. Она не была бы против вашего общения, если бы своими глазами не видела, как это плохо отражается на Джамсуре. А знаешь, пап, если ты захочешь, я мог бы помочь вам помириться. Мне кажется, если бы брат узнал от меня, как ты изменился, он бы захотел возобновить с тобой общение. Ведь, я уверен, в глубине души он тоже по тебе скучает. Я мог бы попробовать устроить вам встречу. Что ты на это скажешь? — предложил я, с надеждой заглядывая в его лицо.

— Хм, интересная мысль — признал отец и добавил — Мы ее еще попозже обсудим. А сейчас нам надо подумать о другом, ведь мы уже пришли.

И действительно, не смотря на то, что мы едва тащились, за разговором не заметили, как добрели до дверей столовой. На входе в помещение обнаружилось, что вся честная компания расселась за столом и в наше отсутствие мирно попивает чай, что-то обсуждая. Но как только мы объявились, все разговоры разом стихли. Я первым делом нашел глазами свою девушку. Она, поняв, что мы вернулись, обернулась и внимательно вгляделась в нас. Я почувствовал себя словно под рентгеном, а в следующую секунду Ольга уже радостно улыбнулась и повисла у меня на шее:

— Молодец — шепнула она мне в ухо — я знала, что у тебя все получится.

Я в ответ сжал ее в объятиях, до невозможности довольный, что теперь могу себе позволить это делать, когда мне только заблагорассудится. Но тут же услышал вежливое покашливание отца за спиной:

— Сын, ты позволишь мне сказать пару слов твоей… подруге?

Пришлось мне Ольгу отпустить. Девушка с некоторой настороженностью посмотрела на моего родителя:

— Я вас слушаю, Мансур Адамович.

— Я просто хотел извиниться перед вами, Ольга, за свою несдержанность. Извините, я был не прав. И я благодарен вам за все, что вы сегодня сделали для меня и моего сына.

Оля одарила его ослепительной улыбкой:

— Не за что. Я рада была вам помочь — и посмотрела на меня сияющими синими глазами так, что мне захотелось немедленно схватить ее в охапку и утащить куда-нибудь, где нас никто не найдет. Но эти планы пришлось отложить, поскольку послышался голос Эльдара Наумовича:

— Ну, я так понимаю, вопрос улажен? Может быть, вы озвучите свое решение вслух для всех присутствующих? И не стойте в дверях, присоединяйтесь к нашему чаепитию — пригласил гостеприимный хозяин.

Подчиняясь его настойчивому взгляду, мы все расселись по своим местам, и отец взял слово:

— Мы с сыном все обсудили и пришли к выводу, что если тебе Эльдар этот брачный договор не нужен, то и нам он не нужен тоже. Так что мы готовы расторгнуть его, если ты не против.

За столом послышались облегченные вздохи, и лица присутствующих осветили радостные улыбки. Эльдар Наумович тоже улыбнулся:

— Я рад, что ты прислушался к здравому смыслу, Мансур. Конечно, я не против. Ты же меня знаешь, для меня всегда было важнее счастье моей единственной дочери, чем какие-то там земли и имущество. И я искренне рад, что и ты нашел со своим сыном общий язык. Думаю, это нужно отметить. Марта, прошу, налей всем еще чаю.

И чаепитие продолжилось до позднего вечера, но на этот раз уже в гораздо более дружественной атмосфере. Естественно, когда главный вопрос был решен, все внимание присутствующих переключилось на мою любимую девушку и ее способности. Старшее поколение тут же потребовало выложить им во всех подробностях историю с воскрешением. Разумеется, Оля отказалась ее рассказывать, а из меня рассказчик был, мягко говоря, никакой, поскольку я все описываемые события провалялся в коме. Поэтому за всех нас пришлось отдуваться Ибрагимову. А он и рад стараться, разлился соловьем и так красочно все описывал, что не только слушатели застыли с открытыми ртами, но даже я заслушался, хотя и слышал уже эту историю не в первый раз.

Потом и Маринэ вставила свои пять копеек, поведав родственникам, как Оля общалась с ее конем, а Тимур возьми и скажи, что лошади — это еще не предел, а на самом деле Олин конек — это дельфины. Бедная моя подруга не знала, куда себя девать от смущения. Она, похоже, так до сих пор и не смогла привыкнуть к всеобщему вниманию, интересу и восхищению со стороны людей, когда они узнавали какое она уникальное создание. Односложно отвечая на вопросы, девушка вся порозовела и, в конце концов, умоляюще поглядела на меня. Подчиняясь ее молчаливой просьбе, я поднялся и попросил всех простить нас и позволить пораньше покинуть столь гостеприимное общество, поскольку нам завтра утром предстоит долгий перелет обратно в Москву.