Наиболее точные итоговые оценки деятельности и личности Горбачева можно найти, на мой взгляд, в статьях и очерках его многолетних советников и помощников. По свидетельству Анатолия Черняева, Горбачев понимал, что в таком казарменном обществе, как советское, надо «скомандовать» делать перестройку. «И он скомандовал, и в течение первых трех лет он мыслил улучшение общества в категориях марксизма-ленинизма. Он начал сомневаться в этом пути лишь в 1987 г. Летом 1987 г. в Крыму он сказал: «Знаешь, Анатолий... Я пойду далеко, очень далеко. Никто не знает, как далеко я пойду». Но уже в 1988 г. развязанные им процессы стали опережать его самого, и он не мог контролировать те общественные и интеллектуальные силы, которые он сам раскрепостил. У него не было никакой завораживающей, харизматической идеи. Он хотел заставить систему работать, не подвергая сомнению саму систему. Но ему хотелось чего-то нового, непонятного пока еще ему самому, какого-то «качественно нового состояния». Была смутная надежда – а вдруг! Не будучи «великим человеком» по набору личных качеств, он тем не менее сделал великое дело. С исторической точки зрения это важнее»[304]. «Горбачев очень торопился, даже чрезмерно торопился с реформами, – писал Шахназаров. – Но за это дело надо было браться два-три десятилетия назад. Распад СССР – это трагедия вселенского масштаба. Но это результат не «скороспелой демократизации», а того, что с нею запоздали на четверть века. Система не выдержала перегрузок, начала разрушаться и стала легкой добычей враждебных ей социальных и политических сил»[305]. По мнению Андрея Грачева, падение Горбачева было неизбежно. «Как только он перестал эффективно выполнять роль графитового стержня, опущенного в ядерный реактор спровоцированной им самим новой русской смуты, он исчерпал значительную часть своей миссии. Главное было в том, что Горбачев не знал, чего хочет История, куда в конце концов она вывезет и выведет его самого, его страну и затеянную им реформу»[306]. К этому можно добавить лишь то, что Горбачев не знал не только того, что или чего хочет История, но и чего хочет он сам. Его взгляды были слишком туманно и плохо изложены. В этом состояла и главная причина поражения Горбачева: он получил – и то не безусловную – поддержку значительной части интеллигенции, но никогда не имел поддержки народа. Но как можно создавать демократическое общество без поддержки самого народа?!

Уже к концу 1989 г. почти все политологи, социологи и советологи Запада прочили неудачу предпринятой в СССР перестройки. Только немногие писали о возможности чуда. При этом почти все, кто писал об этом, считали, что в случае неудачи Советский Союз вернется к авторитарному режиму, никто еще не думал о распаде СССР. Как писал Питер Дракер, «перестройка Горбачева представляет собой попытку выковать новые узы единства посредством экономического роста и развития. Может ли она иметь успех? Ответ почти наверняка должен быть: нет. Если перестройка потерпит неудачу, Россия вернется к сталинистской репрессивной системе. Но даже если перестройка в экономике будет успешна, она не принесет желаемого объединяющего эффекта»[307]. Логика автора была довольна проста: успех экономического развития связан с децентрализацией, а это ведет к сепаратизму, и этого КПСС не может допустить ни при каких условиях. В книге «Большой провал» в том же 1989 г. Збигнев Бжезинский утверждал, что коммунистический режим в СССР доживает свои последние годы или последние десятилетия. Автор рисовал в этой книге разные варианты демонтажа и реформации коммунизма. Бжезинский не исключал и возможности неожиданного и быстрого распада СССР. Но он все же считал такой исход наименьшей вероятностью[308].

В середине 1990 г. возможный распад СССР становился все более реальной перспективой, и это вызывало серьезную обеспокоенность западных специалистов. «Запад не может быть заинтересован в развале Советского Союза – писал в 1990 г. Генри Киссинджер, – точно так же, как он не заинтересован в его экспансии... Подрыв власти в стране, которая обладает десятками тысяч ядерных боезарядов и десятками ядерных реакторов, должен вызвать огромную озабоченность у всего человечества. Эта проблема столь ужасна и настолько противоречит традиционным концепциям суверенитета, что она не может не привлечь к себе постоянного внимания и требует углубленного изучения. Если даже не говорить о ядерной проблеме, развал Советского Союза непременно породил бы ужасный порочный круг насилия. Подобно киноленте, демонстрируемой с конца, это могло бы отбросить мир на два кровопролитных века назад и в конце концов втянуть в конфликт все окружающие страны, чье соперничество прежде всего породило у Советского Союза склонность к экспансионизму»[309].

В 1991 г. во всех исследовательских центрах Запада, занятых изучением советского коммунизма, были уверены, что дело идет к распаду СССР. Однако никто не ждал, что события будут развиваться с такой быстротой. Президент США Джордж Буш первым узнал о решениях, принятых в Беловежской Пуще. Говорил с ним Борис Ельцин, переводил Андрей Козырев. Конечно, все западные лидеры были оповещены об этом разговоре. Огромное беспокойство возникло и в руководстве ЦРУ в связи с этим, по выражению директора ЦРУ Роберта Гейтса, «не имеющим прецедента внезапным внутренним взрывом столь огромной империи, как Россия или Советский Союз». Консультации между главами западных стран, дипломатических ведомств и специальных служб велись непрерывно; печать была полна сообщений корреспондентов из Москвы, информацией из столиц других новых государств, множеством слухов. Больше всего лидеров Запада беспокоило незнание того, кто же в распадающемся СССР «держит палец на ядерной кнопке». Американское посольство в Москве работало в режиме чрезвычайного положения. Вместе с группой аналитиков сюда прилетел государственный секретарь США Дж. Бейкер, чтобы ознакомиться с ходом и характером событий на месте.

Поспешная ликвидация Советского Союза и связанных с ним структур управления породила множество экономических и политических проблем. Однако большая часть этих проблем была решена, к удивлению западных аналитиков, относительно спокойно, хотя не всегда речь шла об оптимальных решениях. В конце концов, люди, которые собрались 8 декабря в Вискулях или 21 декабря в Алма-Ате, хорошо знали друг друга по заседаниям Государственного Совета СССР или даже по заседаниям Политбюро ЦК КПСС. Российская Федерация приняла на себя все международные обязательства бывшего Советского Союза, а также его внешние долги. Но к России отошла вся собственность СССР за границей, включая помещения посольств и консульств. Было решено сохранить объединенное командование военно-стратегическими силами и единый контроль над ядерным оружием, хотя реальный контроль за всеми системами по управлению ракетно-ядерным оружием и космическими исследованиями перешел, как и следовало ожидать, в руки Президента Российской Федерации Бориса Ельцина. В дальнейшем Украина, Белоруссия и Казахстан отказались от ядерного оружия и ликвидировали связанную с этим оружием инфраструктуру. Подразделения Советской Армии постепенно ушли из стран Прибалтики, которые отказались войти в СНГ и начали создавать новые национальные армии. Но большинство частей Советской Армии, расположенных на Украине, в Казахстане и в Белоруссии, остались на своих местах. Не менее 80% офицеров, проходящих службу на Украине, в Белоруссии и Казахстане, приняли присягу на службу новому государству, вне зависимости от своей национальности. Соответственно в России осталось служить много офицеров – украинцев, белорусов и казахов. Труднее решались аналогичные проблемы в Закавказье и Средней Азии, но и здесь конфликтов в военной среде почти не возникало. С исчезновением союзного Центра обострились многие национальные конфликты внутри отдельных республик – в Приднестровье, Грузии, Таджикистане, на Северном Кавказе. Конфликт вокруг Карабаха перерос в кровопролитную войну между Арменией и Азербайджаном. События на Северном Кавказе показывали, что опасения, связанные с распадом СССР, не являлись беспочвенными. Однако самые худшие сценарии возможного развития событий, к счастью, остались на бумаге. В этом отношении СССР смог избежать судьбы Федеративной Республики Югославии. И дело было не только в доброй воле политиков, но и в добрых отношениях, которые существовали между наиболее многочисленными народами бывшего СССР. Национальных проблем в Советском Союзе было немало, но они почти нигде не перерастали в непримиримую вражду. Ликвидация СССР породила очень много спорных проблем, многие из которых не решены и сегодня. Однако почти везде и всегда сохранялось желание решать эти проблемы политическими и дипломатическими, а не военными средствами. Решающую роль в этом играл воспитанный за многие годы «советский» или даже «российский» менталитет, который сплачивал народы бывшего СССР в реально существующую историческую общность. Рассуждения о «вековых связях», о «дружбе народов», об «общности культуры и истории», о русском языке как «языке межнационального общения» оказались не пустой риторикой и не мифами советской пропаганды, а реальными фактами. Исключения были: в Чечне, в Закавказье, в Молдавии, на осетино-ингушской границе, но это были действительно исключения. Созданное в 1991 г. СНГ существует и поныне. При этом не будет ошибкой сказать, что наибольшую терпимость в области национальных отношений проявил в последние 10 – 15 лет именно русский народ. Противоречия, которые привели к распаду СССР, оказались все же не столь острыми и опасными, как об этом говорили недоброжелатели. Но если центробежные силы, разрушившие Советский Союз, были не столь сильны, то почему вообще произошел этот распад? Этот вопрос требует отдельного рассмотрения.