Мансур повернулся к стоявшему за ним Истафу.

– Нельзя дать им уйти. Обыщи дальнюю часть лагеря, со стороны реки, и проверь, не пошли ли они туда. Я возьму северную границу.

И он побежал. Что-то в голосе незнакомца наполняло его зловещими ожиданиями. «Я должен узнать, кто этот араб», – думал он.

Добежав наконец до древних развалин, он увидел в тени стены двух ночных часовых. Они опирались на длинные ружья и негромко разговаривали. Мансур окликнул их.

– Здесь кто-нибудь проходил?

Они узнали его по голосу и подбежали.

– Нет, о великий, здесь никто не проходил.

Они не спали и казались бодрыми, и Мансуру пришлось им поверить.

– Поднять тревогу? – спросил один из них.

– Нет, – ответил Мансур. – Все в порядке. Возвращайтесь на пост.

Должно быть, чужаки ушли к реке. Он побежал назад по темному лагерю и увидел в лунном свете бегущего навстречу Истафа. Мансур побежал быстрее и еще на бегу спросил:

– Ты их нашел?

– Сюда, о великий!

Голос Истафа звучал возбужденно. Они пробежали по склону, затем Истаф свернул с тропы и провел Мансура к рощице.

– У них верблюды!

При этих словах из-за деревьев показались два всадника. Мансур остановился и, тяжело дыша, смотрел, как они наискось проезжают мимо него по склону. Они проехали не более чем в пистолетном выстреле от того места, где он стоял. Ехали они на великолепных беговых верблюдах с объемистыми седельными сумками и мехами с водой для поездок по пустыне. В серебряном лунном свете они казались призраками и в сверхъестественной тишине удалялись в сторону открытой пустыни.

В отчаянии Мансур крикнул им вслед:

– Стойте! Именем калифа приказываю вам остановиться!

Услышав его слова, оба всадника резко обернулись в высоких седлах. Они смотрели на него. Мансур узнал обоих. Человека с чертами европейца, которого Истаф назвал ференги, он не видел несколько лет. Но все его внимание привлек второй всадник – араб. Капюшон его плаща был отброшен на плечи, и на мгновение косой луч луны упал ему на лицо. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, затем араб наклонился к шее верблюда и гибким хлыстом заставил его двинуться длинным элегантным шагом – такая походка позволяет с поразительной быстротой покрывать мили. За спиной у него развевался плащ. Он повернул вниз по долине, его спутник-ференги с трудом поспевал за ним.

Мансур испытал сильнейшее потрясение, узнав этого человека, и не поверил своим глазам. Ноги отказывались повиноваться ему. Он стоял и смотрел вслед всадникам. Черные мысли заполнили его голову, как хлопающие крылья стервятников, и, казалось, притупили чувства. Мансур с трудом взял себя в руки. «Я должен пойти к отцу и предупредить о том, что происходит», – подумал он. Но продолжал ждать, пока верблюды не превратились в крошечных мошек, ползущих по освещенной луной местности, а потом и совсем исчезли.

Всю дорогу Мансур бежал. В тени стен он вынужден был остановиться, чтобы перевести дух. Потом быстро, но неслышно, чтобы не поднимать тревоги, пошел между шатрами. У входа в шатер калифа стояли двое часовых, но, услышав негромкие слова Мансура, они отвели скрещенные копья и позволили ему войти. Мансур прошел во внутреннее помещение шатра. Единственная лампа на металлическом треножнике давала рассеянный свет.

– Отец! – окликнул Мансур.

Дориан сел на тюфяке. На нем была только набедренная повязка, его обнаженное тело было стройным и мускулистым, как у спортсмена.

– Кто здесь? – спросил он.

– Мансур.

– Что тебя тревожит в такой час?

Дориан услышал в голосе сына тревогу.

– В лагере этой ночью побывали два чужака. Они приезжали к сэру Гаю.

– Кто они?

– Я узнал обоих. Один – капитан Котс из гарнизона на мысе Доброй Надежды, тот самый, что преследовал по всей Африке Джима.

– Здесь, в Омане? – Дориан полностью проснулся. – Это кажется невозможным. Ты уверен?

– Еще более уверен я во втором. Лицо его будет храниться в моей памяти до дня смерти.

– Говори! – приказал Дориан.

– Это убийца Кадем ибн-Абубакер, свинья, убивший мою мать.

– Где они сейчас? – хрипло спросил Дориан.

– Убежали в пустыню, прежде чем я смог остановить их.

– Надо их догнать. Нельзя позволить Кадему снова спастись.

Дориан потянулся за одеждой, и в свете лампы на его груди блеснул шрам от удара кинжалом.

– Они на беговых верблюдах, – ответил Мансур. – У нас нет верблюдов, а они направились в пустыню. Мы не догоним их в песках.

– Тем не менее надо постараться.

Дориан позвал стражу.

Небо на востоке уже расцветило лимонное и оранжевое сияние, когда бин-Шибам собрал небольшую группу воинов пустыни; все были верхом и готовы к выступлению. Они проехали от лагеря до того места, где Мансур в последний раз видел двух всадников. Земля пропечена солнцем и тверда как камень; верблюды не оставили на ней никаких следов, но у преследователей не было времени дожидаться опытных следопытов, которые осмотрели бы каждый дюйм местности.

Под предводительством Мансура они двинулись в пустыню, в ту же сторону, что и Кадем. Через два часа быстрой езды увидели впереди фантастические очертания барханов. Склоны, по которым скользил песок, казались в призрачном свете синими, пурпурными и аметистовыми. Вершины – острые и дугообразные, словно спина гигантской игуаны.

Здесь, в глубокой впадине подвижного песка, они обнаружили следы двух верблюдов; следы вели на вершину бархана и там исчезали. Всадники пытались идти по ним, но лошади на каждом шагу вязли в песке, и в конце концов даже Дориан вынужден был признать поражение.

– Хватит, бин-Шибам! – сказал он седому старому воину. – Мы не можем ехать дальше. Подождите меня здесь.

Дориан даже Мансуру не позволил сопровождать его к вершине следующего бархана. Его усталая лошадь с каждым шагом сползала назад и лишь ценой огромных усилий добралась до вершины. Здесь Дориан спешился. Мансур снизу, из песчаной долины между барханами, наблюдал за отцом. Высокий и одинокий, отец смотрел в пустыню, утренний ветер раздувал его одеяние. Так он простоял долго, потом опустился в молитве на колени. Мансур знал, что он молится о Ясмини, и горе потери едва не захлестнуло его.

Наконец Дориан снова сел верхом и спустился с бархана: его жеребец скользил по склону, напряженно выпрямляя передние ноги.

Дориан не сказал ни слова, когда проезжал мимо всадников; опустив голову, он поехал назад к лагерю. Все последовали за ним, и Дориан всех привел к Искандерабаду.

В лагере он спешился и передал лошадь конюху. А сам пошел к палатке сэра Гая. Мансур за ним. Дориан собирался открыть сводному брату правду о себе, воскресить древние воспоминания об отношениях между ними и Сарой в детстве и потребовать объяснений, чем вызван тайный ночной визит Кадема ибн-Абубакера.