Британский адмирал предвидел грядущее столкновение между большевиками и их противниками в Крыму и Севастополе, но отмечал, что «общая ситуация в сфере политики и безопасности на Украине настолько сложна и меняется так быстро», что «невозможно предсказать, что может произойти»[1075]. Согласно другим источникам, Гоф-Колтроп оскорбил гостей, поднявшихся на борт его флагмана, «заставив ждать в помещении, где не было ни стульев, ни скамеек», а также отказавшись сойти на берег, чтобы «откушать хлеба-соли». В свете бесед, которые он провел с Хопманом и Вальдерзее, а также его докладов о политической ситуации в Крыму могло произойти все что угодно[1076]. Тем не менее если подобные происшествия действительно имели место, это дает основание предполагать, что Гоф-Колтроп плохо представлял обидчивость русских: некоторые из его последующих действий лишь ухудшили ситуацию.

Тем временем, предвидя, что эвакуация немцев создаст вакуум власти, Гоф-Колтроп посчитал необходимым «обеспечить минимальные силы» для их замены до прибытия французской дивизии, которая получила приказ о дислокации на Украине. Поэтому британский адмирал перевел «пятьсот британских морских пехотинцев из фортов Дарданелл и Босфора» в Севастополь с целью «должной защиты складов и доков от грабежей и поджогов»[1077]. Прибытие контингента Королевской морской пехоты 1 декабря 1918 г. стало первым появлением британских вооруженных сил в городе после эвакуации союзников в начале лета 1856 г., по окончании Крымской войны.

Неудивительно, что Гоф-Колтропа заботила судьба военных кораблей в гавани Севастополя. В том же докладе он отмечал, что «Воля» и два эсминца находятся под управлением экипажей Королевского флота и проходят испытания. Адмирал настаивал, чтобы эти корабли были направлены в Измит на Мраморном море для ремонта и обслуживания — намерение, признавал он, вызвавшее «серьезное недовольство офицеров русского флота и местного населения»[1078]. Свое решение он оправдывал, что это будет «полезный и желательный урок относительно последствий того, что их корабли были переданы в руки немцев и управлялись с явным намерением использовать их против союзников»[1079]. В этих рассуждениях, продиктованных скорее желанием наказать, чем необходимостью, Гоф-Колтроп совершил ошибку — он смотрел в прошлое, а не в будущее. Ему следовало заняться быстро развивающимся конфликтом в России, а не обращаться к прошедшей войне с Германией. Ситуацию осложняло и отсутствие четких указаний из Лондона относительно его возможной роли или того, чью сторону конфликта ему следует принять. Например, два месяца спустя, 18 февраля 1919 г., он отмечал в докладе, что теперь английские силы «действуют совместно с антибольшевистской армией Колчака в Омске» и что «антибольшевистские операции, похоже, проходят на севере России». Главнокомандующий средиземноморской эскадрой затем выразил желание, чтобы «при необходимости корабли Королевских ВМС оказывали активное содействие Добровольческой армии на юге России, поскольку наша нынешняя политика невмешательства производит неблагоприятное впечатление на Добровольческую армию»[1080]. В ответной телеграмме из Лондона содержались достаточно четкие разъяснения: «Военный кабинет согласился, что Добровольческой армии может оказываться активное содействие при условии, что военно-морские силы не будут высаживаться на берег без уведомления и разрешения из Англии»[1081].

К концу года, по мере того как усиливались бои между большевиками и их противниками, ситуация с безопасностью на Украине, на юге России и в Крыму быстро ухудшалась. В конце декабря ушла британская морская пехота, и ее сменил французский 176-й пехотный полк, который стал главной военной силой союзников в Крыму; в январе 1919 г. в помощь ему был направлен греческий пехотный полк. Эти подразделения общей численностью четыре тысячи человек с трудом могли контролировать только Севастополь. Не могло быть и речи, чтобы защитить Крым и его либеральное правительство от большевистского вторжения или от мятежа.

В самом городе французские и греческие войска все чаще оказывались в положении осажденных и некомпетентных наблюдателей за борьбой красных и белых за власть. Поначалу эта борьба была мирной, но со временем приобрела насильственный характер. 20 февраля появились листовки большевиков, призывавшие сопротивляться призыву в Добровольческую армию, а также к свержению крымского правительства. Через месяц доверие к властям было утрачено. Рабочие, принадлежавшие к профсоюзу металлистов, собрали митинг протеста, на котором потребовали ухода Добровольческой армии, освобождения политических заключенных и передачи власти Совету рабочих и крестьянских депутатов. Ситуация быстро ухудшилась после того, как были арестованы и убиты некоторые организаторы митинга, что не только вызвало враждебность жителей города, но и стало причиной забастовки, охватившей большую часть промышленных предприятий Севастополя. Более того, меньшевики и эсеры угрожали покинуть правительство, дни которого теперь были сочтены — его авторитет подрывали действия как белых, так и красных[1082].

Французские и греческие войска уже участвовали в боевых действиях на юге Украины, и становилось все более очевидным, что без серьезных подкреплений Белая армия не способна помешать наступлению большевиков. Сохранение Крыма (и вместе с ним Севастополя) как либеральной, контрреволюционной провинции будет зависеть от способности союзников выделить силы для его защиты. Тем не менее когда 25 марта 1919 г. французский главнокомандующий Луи Франше д’Эспере (бывший командующий союзными войсками в Салониках, которого британцы презрительно называли «безнадежным Фрэнки») посетил Севастополь, он привез с собой поучения, а не подкрепления. Критикуя крымское правительство и военно-морское командование Добровольческой армии, он «назвал постыдным поведение русских офицеров, интеллигенции и буржуазии, которые пытались спрятаться за спины союзников и ждали, что сражаться будут другие»[1083]. Французский главнокомандующий прекрасно понимал, что союзники вряд ли выделят достаточно сил, чтобы склонить чашу весов в пользу белых.

В конце марта 1919 г. Гоф-Колтроп отправил свой самый пессимистичный доклад. Он сообщал о том, что 11-го числа после атаки «превосходящих сил большевиков и тяжелых боев» был потерян город Херсон. Несмотря на то что греки «хорошо поработали штыками», из города пришлось эвакуировать его французских и греческих защитников. Эта неудача привела к эвакуации французов из Николаева. Британский адмирал резко критиковал своего ненадежного союзника, в частности командующего местным контингентом генерала Филиппа Анри д’Ансельма, который «потерял голову». Сложность ситуации может проиллюстрировать тот факт, что пяти тысячам немцев, все еще ждавшим отправки домой, «приказали прикрывать эвакуацию союзников, предупредив, что от этого зависит их собственная эвакуация»[1084]. Гоф-Колтроп пренебрежительно отозвался о договоренности между большевиками и высшим командованием французов о временном прекращении огня, которое должно было способствовать эвакуации. Однако английский адмирал, вероятно, не до конца осознавал слабость французской армии, пребывавшей на грани развала. Войска союзников были недоукомплектованы — возвращавшихся домой солдат не заменяли новыми — и подвержены «разлагающему воздействию большевистской пропаганды». В середине марта д’Ансельм предупредил Франше д’Эспере, что «французские войска стали небоеспособными. Целые роты отказываются выступать даже под огнем и даже для того, чтобы поддержать товарищей»[1085]. Не оставалось сомнений, что политическая воля и боевой дух французов быстро сходят на нет.