– Дама Эдаз, – несколько натянуто приветствовала ее графиня. – Не прошло недели, как глашатаи объявляли, что ты разыскиваешься как еретичка.

– Им платили изменники, моя госпожа, – ответила Эда. – Ее величество их слов не подтвердила.

– Гм… – Дама Аннес оглядела ее с головы до пят. – Кларент, знаешь ли, всегда был уверен, что ты выйдешь за моего сына. Надеюсь, между вами не было ничего непристойного, хотя, пожалуй, теперь ты – подходящая супруга для будущего графа Златбука.

Эда не успела подобрать достойный ответ, как графиня уже хлопнула в ладоши:

– Брук! Готовьте ужин!

– Да, моя госпожа, – отозвались издалека.

– Мама, – остановила ее Маргрет. – Мы не дождемся ужина. Нам надо с тобой поговорить о…

– Глупости, Маргрет. Если ты намерена одарить виконта Морве наследником, тебе надо набрать тела.

Эде показалось, что Маргрет сейчас умрет от смущения. Хозяйка дома покинула их, спеша распорядиться насчет трапезы.

Они остались в больших покоях вдвоем. Эда подошла к фонарю окна, выходившего на парк с оленями.

– Прекрасный дом, – сказала она.

– Да. Я ужасно по нему скучала. – Маргрет пробежала пальцами по клавишам вёрджинела. – Извиняюсь за маму. Она… немного простодушна, но хочет только добра.

– Как все матери.

– И то верно, – улыбнулась Маргрет. – Идем, надо нам переодеться.

Она провела Эду по новым коридорам и лестницам в гостевую комнату восточного флигеля. Эда стянула с себя дорожный наряд. Умываясь в тазике, она краем глаза заметила что-то мелькнувшее за окном. Но когда подошла ближе, ничего не увидела.

Эда стала дергаться по пустякам. Знала, что сестры рано или поздно объявятся – чтобы заставить ее молчать или принудить вернуться в Лазию.

Встряхнувшись, Эда проверила, под рукой ли кинжалы, и привела в порядок растрепавшуюся прическу. Маргрет встретила ее за дверью, и они вместе вышли в гостиную, где уже восседала дама Аннес. Слуги как раз наполняли чаши деликатесом здешних мест – грушевым сидром. Вслед за тем внесли сочное рагу из дичи и хлеб с хрустящей корочкой.

– А теперь выкладывайте придворные новости, – велела дама Аннес. – Такая жалость, что королева Сабран лишилась дитяти.

Ее рука потянулась к животу. Эда знала, что графиня тоже недоносила девочку, которая могла бы стать старшей сестрой Маргрет.

– Теперь ее величество благополучна, мама, – сказала Маргрет. – Теперь, когда задержали тех, кто готовил переворот.

– Переворот… – повторила графиня. – Кто же его готовил?

– Венц.

– Игрейн? – опешила дама Аннес. Она медленно отложила столовый нож. – Святой, не могу поверить!

– Мама, – мягко сказала Маргрет, – она и убийство королевы Розариан подстроила. В заговоре с Сигосо Веталдой.

На это дама Аннес только тяжело вздохнула. На ее лице отразилось волнение.

– Я знала, что Сигосо затаил обиду. Он так настойчиво ее домогался… – В голосе графини звенела горечь. – И знала, что Розариан с Игрейн не ладят, – о причинах лучше умолчим. Но чтобы Игрейн добивалась смерти своей королевы, да таким способом!..

Эда задумалась, могла ли Аннес Исток, бывшая тогда дамой опочивальни, знать о связи Розариан с Харло. И подозревать, что принцесса – незаконнорожденная.

– Сожалею, мама. – Маргрет взяла мать за руку. – Венц больше никому не причинит вреда.

Дама Аннес заставила себя кивнуть:

– Мы, по крайней мере, о ней забудем. – Она промокнула глаза платком. – Жаль только, что Арбелла не узнала. Она всегда винила себя.

Некоторое время они ели молча.

– Как себя чувствует граф, моя госпожа? – осведомилась Эда.

– Боюсь, без перемен. Иногда он здесь, иногда в прошлом, а порой его вовсе нигде нет.

– Он все спрашивает обо мне, мама?

– Да, каждый день, – устало ответила дама Аннес. – Ты к нему поднимешься?

Маргрет через стол переглянулась с Эдой:

– Конечно, мама. Непременно.

Дама Аннес гордилась собой как хозяйкой дома. А потому Эда с Маргрет чуть не два часа провели за обеденным столом. Тепло камина просушило им одежду. Из кухни все несли согревающие кушанья. Разговор вращался вокруг будущей свадьбы, а вскоре дама Аннес перешла к советам, касающимся брачной ночи («Ты должна настроиться на разочарование, милая, потому что обычно они дают куда меньше, чем обещают!»). Маргрет отвечала матери вымученной улыбкой, которую Эда столько раз видела на ее лице при дворе.

– Мама, – сказала она, когда ей наконец удалось вставить слово, – я рассказывала Эде легенду о посещении Кручи Святым.

Дама Аннес промыла рот глотком сидра.

– Интересуешься историей, дама Эдаз?

– Немного, моя госпожа.

– Ну, – покивала графиня, – записи говорят, что Святой три дня провел в Круче после того, как скончалась в родах королева Клеолинда. Наша семья издавна принадлежала к друзьям и союзникам Галиана. Кое-кто утверждает, что только нам он и доверял, даже больше, чем своему Святому Союзу.

Эда с Маргрет переглянулись.

Когда трапеза наконец завершилась, дама Аннес отпустила гостей. Маргрет, взяв свечу, повела Эду наверх.

– Святой! – говорила она. – Прости, Эда. Она столько лет ждала свадьбы детей, чтобы все устроить, а Лот ее в этом плане разочаровал.

– Ничего. Она так о тебе заботится.

У покрытой богатой резьбой двери в северное крыло Маргрет задержалась:

– А если… – Она покрутила кольцо на среднем пальце. – Если папа меня не вспомнит?

Эда погладила ее по руке:

– Он о тебе спрашивал.

Маргрет перевела дыхание, отдала Эде свечу и открыла дверь.

В комнате можно было задохнуться от жары. Благородный Кларент Исток дремал в глубоком кресле, укутав плечи пледом. Кожа у него была темно-коричневой, волосы цвета соли, а выступающий острый подбородок явно унаследовал Лот. Ноги у него, с тех пор как Эда видела его в прошлый раз, совсем иссохли.

– Кто здесь? – вскинулся он. – Аннес?

Маргрет прошла прямо к отцу, взяла его лицо в ладони:

– Папа. Папа, это Маргрет.

Он разлепил веки:

– Мег… – Его рука потянулась к ее плечу. – Мег, в самом деле ты?

– Да. – Она глухо засмеялась. – Да, папа, это я. Извини, что так надолго тебя покинула. – Она поцеловала ему руку. – Прости меня.

Он пальцем приподнял ей подбородок:

– Маргрет, ты мое дитя. Я все грехи тебе простил со дня твоего рождения.

Маргрет обняла его, прижалась лицом к плечу. Граф Кларент твердой рукой погладил ей волосы. Его лицо было совершенно безмятежным. Эда, никогда не знавшая своего родителя, вдруг пожалела об этом.