Сталин, видимо, знал, что Главным управлением лагерей военнопленных ведаю в МВД СССР я, и сразу спросил мое мнение по этому вопросу.

Я подумал и сказал, что вряд ли целесообразно пускать немцев в глубь нашей страны, особенно на Кавказ, так как через год-два все равно их придется распускать по домам, часть которых окажется в зонах у американцев и англичан. Тов. Сталин, обращаясь к А. И. Микояну, сказал: «Пожалуй, тов. Серов правильно рассуждает». Анастас Иванович согласился[388].

И затем они закончили обсуждение других вопросов и стали подниматься. Я при выходе взялся за шляпу и хотел проститься, так как время было уже 22 часа. Тов. Сталин говорит мне: «А вы что, не хотите с нами пообедать?» Я поблагодарил, а сам думаю, какой обед в 10 часов вечера? Поскребышев забрал у меня шляпу и сказал: «Мой руки».

Когда, помыв руки, пришли в столовую, там был сервирован стол закусками, а сбоку стоял другой столик, на котором были накрыты супники с первым. Обслуживающих не было.

Сели за стол, и тов, Сталин спрашивает: «Ну, что будем пить, есть молодое вино Маджари, давайте его». Ну, все поддакнули. Причем наливал сам, да большими фужерами.

Сам же произносил тосты, называл своих приближенных их кличками «главный хлебороб» (Маленков), «прокурор» (Берия), «дипломат» (Молотов), «главнокомандующий» (Поскребышев) и т. д. (Поскребышев в гражданскую войну командовал батальоном, сам он мордвин.). Ну, за меня просто: «За тов. Серова».

Я, как не имеющий опыта к выпивкам, после первою фужера опьянел, и давай разбавлять боржоми, а тут тосты один за другим[389].

У меня от жары в комнате, да видимо и от молодого вина стало живот пучить, но держался храбро.

В конце обеда я допустил глупость, тов. Сталин взял бутылочку водки, настоянную малиной свежей, и стал разливать всем, приговаривая, что водка осадит Маджари и голова будет свежей. Когда он протянул ко мне бутылку, я поблагодарил тов. Сталина и отказался, накрыв рукой рюмку.

Он на меня посмотрел сердито и говорит: «Вы что, боитесь, что отравим вас?» Только тогда я сообразил, что глупость сделал, да и сидевший рядом Булганин толкнул меня под бок, после чего я сам протянул рюмку с извинениями.

В общем, вышли из-за стола в 4-м часу утра, да и то тов. Сталин говорит: «Ну, что, пройдем на веранду и там покушаем фруктов и выпьем вина».

У меня глаза на лоб полезли. Думаю, куда же дальше пить и есть? Но потом Маленков подошел к нему со сводкой заготовок хлеба, а за ним Молотов и другие стали заговаривать тов. Сталина, чтобы отвлечь его от продолжения пить вино, и через 10 минут попрощались и разъехались.

Вспоминая об этом, мне понравилась простота и непринужденность обстановки, отсутствие посторонних и хозяйничанье всех гостей. Тов. Сталин после закусок первым подошел с тарелкой к столику и говорит: «Ну, кто хочет похлебки, наливай!» Налил себе, и мы последовали его примеру.

После первого он нажал кнопку на стене, вошла девушка, и просто спросил ее, что у нас на второе. Она, не смущаясь, назвала форель жареную и вареную. Берия сказал, что вареная вкуснее, тогда тов. Сталин ответил: «Вы всем принесите жареной, а Берия никакой не давайте». В конце та же девушка принесла и вареную форель.

На обратном пути мы сели в одну машину к В. М. Молотову, когда отъехали, Вячеслав Михайлович предложил выйти, прогуляться. Мы с А. И. Микояном пошли вместе, а Вячеслав Михайлович с Булганиным.

Я слышал разговор Вячеслава Михайлович и Булганина, где они говорили, что Маленков и Берия действуют вместе и поддерживают друг друга, а Анастас ни то ни се, как ему выгодно. Микоян это не слышал, так как отстал. Затем Вячеслав Михайлович почувствовал, что в моем присутствии неудобно говорить на эту тему, и крикнул Микояну, чтобы догонял нас.

Наблюдая не раз, я убедился, в том числе, что среди членов Политбюро существует какая-то ревность к Сталину. И более того, каждый из них норовит выслужиться, чтобы его предложение одобрил Сталин.

Это мне очень не понравилось. Или те примеры, которые я приводил выше, когда на любое замечание или высказывание Сталина все согласно кивали головой, хотя это было и в ущерб делу или государственным интересам.

Вот и получается, что когда вопрос был решен кивками головой и поддакиванием и оказался неудачным, то начинали искать виновного из своих членов Политбюро.

Вот, видимо, этим и объясняется, когда Сталин едет в отпуск, то все стараются подогнать свой отпуск к этому месяцу или выпроситься у Сталина отдыхать вместе с ним, так как у него, мол, есть дела на Кавказе или в Крыму, которые надо решить.

Мне Саша Игнаташвили как-то сказал, что хозяин, рассердившись на Ворошилова (который, кстати сказать, зачастую свое мнение высказывает вслух или возражает), сказал: «Вот когда я умру, то вы все передеретесь». Видимо, Сталин всех знал, так что пришел к такому выводу.

Хочу еще высказать мнение о Берия. Это смышленый и наделенный восточной хитростью человек, высокомерный насмешник. Сталина так же боится, как и все, но умел держаться и сразу не подавал виду о своих настроениях. Но когда от Сталина возвращался в наркомат, то начиналось такое, что все боялись попадать на глаза.

Устинов Д. Ф., Яковлев Н. Д. во время войны подчинялись Берия и почти каждый день бывали у него, поэтому я думаю, они согласятся с моей оценкой Берия. Берия был членом ГКО и руководил оборонным наркоматом вооружения и боеприпасов, а также главного артуправления наркомата обороны.

Берия умел выжать от других наркоматов, что нужно для выполнения планов по вооружению. Ну, кроме ГКО Берия был нарком Внутренних дел, поэтому и его побаивались. Поэтому другие наркоматы поставщики выполняли его требования и просьбы.

Приехав под утро домой, я застал Веру Ивановну бодрствующей. Спросил: «Почему не спишь?» Оказывается, она всю ночь волновалась, так как не знала, зачем вызвали и чем кончится вызов. Ну, а когда увидела, обрадовалась.

Получил постановление ЦК и Совета Министров о том, что назначен членом государственной комиссии по пускам ракет ФАУ-2, вывезенных нами из Германии. Председатель — Устинов Д. Ф., члены — Яковлев, Зубович и др.