В Москве так включился в дела, что не было ни минуты свободного времени. На работу уходил в 10 часов утра, до 18 часов работал. В 19 дома обед, в 20 часов снова на работу и до 2–3 часов ночи, и так ежедневно.

Нагрузка большая. Я в Берлине был посвободнее. «Ну, ничего, выдюжим», — как говорят в народе.

Много времени отнимает милиция, непорядков много, да и народ после войны подраспустился, выпивать чаще стали. Жулье более квалифицированное пошло.

На днях был интересный случай. Мне позвонил нарком Максарев*[382] и говорит: «У меня на приеме дважды Герой».

Заинтересовался им. Я дал указание привести его на Петровку, этого дважды Героя Советского Союза. Когда приехал туда, увидел человека с полностью ампутированными ногами, а на руке отняты три пальца. Его подняли вместе с коляской на стул, и я стал допрашивать.

Оказалось следующее. Передо мной сидел еврей лет 32-х, довольно умное лицо. После двух-трех вопросов он сразу сказал, что вижу, что перед вами крутить нечего, и стал рассказывать.

Как он говорит, с детских лет занимался карманными кражами, как правило, не попадался. Сестра — профессор медицины в Киеве. Неоднократно пыталась его перевоспитать, но безуспешно. Пару лет назад он попался на краже.

Все произошло, как он говорил, по глупости. Стал выпивать. После войны все выпивают. Его арестовали пьяным в Вологде и сопроводили в комнату предварительного заключения (КПЗ), но так как он буянил и кричал, что не виноват, ему милиция связала руки и ноги и положили на скамейку в холодную.

Видимо, там застудили руки и ноги (обморозил), его положили в больницу, началась гангрена, и ему «рубанули ноги» и три пальца. Ну, в таком состоянии через полгода его выпустили.

Обращаясь ко мне, он спрашивает, что же ему оставалось делать, он лишился «профессии». Ведь раньше он как делал?

«Приду в Большой театр на первое действие, в антракте в буфете присмотрюсь, у кого толстый кошелек, постою 5 минут возле него в очереди, забираю у него кошелек и ухожу домой. И так раз или два раза в неделю схожу в театр, и жил „кум королю“. Иной раз попадалось, что брал 2–3 тысячи рублей за два приема. Выйдя из больницы, мне ничего не оставалось, как перестраивать жизнь. Я тщательно все обдумал и делал так: узнавал фамилию и имя наркома, узнавал какой-нибудь крупный завод на территории, подчиненной этому наркомату, узнавал также фамилию, имя и отчество директора завода и какие имеются цеха. Затем звонил в приемную министра и говорил, что обращается дважды Герой Советского Союза, бывший заместитель начальника производственного цеха завода такой-то и просился на прием. Когда появлялся на роликах в приемной, то все с жалостью и уважением на меня смотрели. Когда меня затаскивали в кабинет наркома, я ему рассказывал, что бывший работник наркомата такого-то завода, добровольно пошел на фронт».

Если завод был оборонный, скажем, танковый, то он говорил танкист, что при штурме Берлина фашисты подбили танк, он горел, и отняли ноги и пальцы. Если артиллерийский завод называл, то говорил, что он артиллерист и т. д. Для большей убедительности называл имя и отчество директора завода, что он туда собирается съездить, и в конце беседы просил 2–3 тысячи денег для содержания семьи.

Ни один нарком ему не отказывал, а наоборот добавляли. Ни один нарком не спрашивал у него удостоверения. Таким образом, он уже обработал 12 наркоматов и два десятка ведомств.

У него была феноменальная память. Он мог подробно описать каждого наркома и его особенности. Так как я всех наркомов знал, то убедился в правдивости его слов.

В последнем случае он был у наркома Максарева, и после того как вышел, заболтался в приемной, а нарком позвонил в милицию с просьбой проверить, так как ему показался он подозрительным, и его задержали. И тут, как он говорит, спьяна допустил ошибку. Пошел к Максареву — это уже во второй раз, что и показалось ему подозрительным.

Рассказывая далее, он сожалел, как его все хорошо принимали, а «нарком Малышев Вячеслав Александрович сам на руках внес в кабинет. Хороший человек!» — умилился вор…

Я спросил: «Где Звезда Героя?» Он ответил, что один раз была у него подделка, но плохо сделана, поэтому oн не стал носить, чтобы не попасть. А когда спрашивали некоторые, почему не ношу, то я скромно отвечал, что в таком состоянии, без ног, не хочу компрометировать Звезду Героя. Одним словом, все получалось логично. В конце он рассказал, что «был в Киеве, получил квартиру с помощью секретаря московского горкома партии тов. Попова Г. М., который меня отправил из Москвы бесплатно на самолете и позвонил в Киев, чтобы дали квартиру. К сестре не заходил».

Закончив допрос, я проверил, в том числе и жену, и обо всем этом, с указанием фамилий наркомов и руководящих должностей, написал в ЦК. Все же это не обычный случай, быть такими доверчивыми. Правда, к военным все относились очень хорошо.

Через пару дней ко мне затрещали звонки наркомов. «Иван Александрович, это не так было, как ты пишешь».

Я сперва не сообразил, о чем речь, так как я наркомам не писал. Оказывается, мою записку по указанию тов. Сталина размножили всем провинившимся наркомам, и тов. Сталин потребовал дать объяснения в ЦК.

Я насторожился, думая, что, может быть, этот жулик и наврал что. Я спрашиваю: «А что не так было?» Отвечает: «Во-первых, я его не принимал и денег не давал, во-вторых, принимал мой зам., oн же и давал деньги, в-третьих, дали ему не три тысячи, а только две».

Я вижу, что поправки «существенные», и спрашиваю: «А ты-то его видел?» — «Да, видел, только две минуты и отсылал к заместителю».

Спрашиваю: «Заместитель по твоему указанию давал деньги?» Отвечает: «Я сказал помочь, а сколько он дает, я нe знал».

«Так, — спрашиваю, — в чем же не так было?» Смеется и говорит: «А здорово ты сделал» и добавляет: «А Малышев-то на руках внес!»

Одним словом все, кроме Максарева, были согласны, ну, а тот позвонил и говорит: «Не давал денег и сразу позвонил в милицию». Ну, возможно это и так, но у него, т. е. у жулика, при обыске обнаружили 2 тысячи рублей. Видимо, все-таки ему деньги дали.

Еще обижался Попов Г. М., и то, почему упомянул его, но я не мог же по выбору в ЦК докладывать.

Стали поступать ко мне данные, что в Москве развелось очень много девиц легкого поведения, которые не дают проходу мужчинам у основных московских гостиниц, особенно на центральных улицах.

Я выбрал время после 12 часов ночи и приказал работникам уголовного розыска задержать десяток таких девиц, с тем чтобы допросить и сделать соответствующие выводы, как с ними дальше поступать.

Позвонил зам. генпрокурора генералу-лейтенанту юстиции Вавилову* и договорились, что к 2 часам ночи подъедем на Петровку и допросим.