— В итоге собака нам оказалась не нужна, — заметил Пол.

Эти слова были произнесены, когда Джимми не прошел еще и половины обратного пути, однако он их расслышал. Могу предположить, что У Пола не было намерения сказать это настолько громко, чтобы Джимми услышал, однако его не сильно заботило то обстоятельство, что это все-таки случилось. Джимми снова сел, и мы увидели, что его очень белые, рыхлые плечи начинают пунцово гореть, из-за двух совершенных им небольших прогулок по яркой траве, под солнцем. Джимми вернулся к наблюдениям за насекомыми.

Снова воцарилось напряженное молчание. Голубиного воркования больше нигде не было слышно. Три истекающих кровью тушки валялись на солнце, у небольшого, выступающего из земли камня. Серый грубый гранит был, как драгоценными камнями, украшен пятнышками лишайника: цвета ржавчины, зелеными, пурпурными; а на траве блестели капли алой густой крови.

В воздухе пахло кровью.

— Эти птицы протухнут, — заметил Вилли, который все это время продолжал упорно читать.

— Они вкуснее, когда они с душком, — сказал Пол.

Я видела, как взгляд Пола порхнул к Джимми, видела, как Джимми снова вступил в борьбу с самим собой, поэтому я быстро встала и перебросила безвольные, с обвисшими крылами трупы в тень.

К этому времени воздух, окружавший нас, уже почти искрился от всеобщего и взаимного напряжения, и Пол сказал:

— Я хочу выпить.

— Паб откроется только через час, — ответила Мэрироуз.

— Что ж, остается только надеяться, что обозначенное в качестве необходимого количество жертв вскоре предложит себя нашему вниманию, потому что, как только пробьет час открытия, я тут же уйду. И предоставлю кому-нибудь другому право довершить бойню.

— Никто из нас не умеет стрелять так хорошо, как ты, — сказала Мэрироуз.

— И ты это прекрасно знаешь, — добавил Джимми, неожиданно язвительно.

Он наблюдал за движением струйки песка. Теперь уже было невозможно понять, какая из норок муравьиного льва была новой. Джимми пристально смотрел на ту, что была побольше и на дне которой возвышался крошечный бугорок — тельце поджидающего добычу монстра — и виднелся кусочек крошечной черной закорючки — челюсти монстра.

— Все, что нам сейчас нужно, — это несколько муравьев, — сказал Джимми.

— И несколько голубей, — сказал Пол. И, отвечая на критическое замечание Джимми, он добавил: — И разве я виноват, что у меня столько природных дарований? Господь дает. Господь забирает. В моем случае Он дал.

— Несправедливо, — возразила я.

Пол усмехнулся: обаятельно и явно воздавая мне должное. Я улыбнулась ему в ответ. Не отрывая глаз от книги, Вилли прочистил горло. Звук получился комичный, как в плохой театральной постановке, и у нас с Полом случился совершенно не поддающийся контролю припадок неудержимого смеха, что бывало в нашей компании нередко, — то это случалось с кем-нибудь одним, то с парой из нас, а то и у всех сразу. Мы все смеялись, и смеялись, а Вилли продолжал читать. Но я помню, как напряжены были его горестно ссутуленные плечи, помню болезненную линию его плотно поджатых губ. Но в то время я предпочитала ничего этого не замечать.

Неожиданно воздух прорезал буйный резкий звук хлопающих крыльев, и голубь опустился на сук почти над самыми нашими головами, прочно уцепившись за него лапками. Заметив нас, он взмахнул крыльями, собираясь улететь, потом он их снова сложил, покрутился на суку, резко склоняя головку то на одну сторону, то на другую и поглядывая вниз, на нас. Его яркие, черные, широко открытые глаза были очень похожи на круглые глаза совокуплявшихся вдоль дороги насекомых. Мы отчетливо видели его нежно-розовые лапки, цепко обхватившие ветку, яркие солнечные блики на его крыльях. Пол поднял ружье — ему пришлось держать его почти перпендикулярно, — выстрелил, и птица упала рядом с нами. Брызги крови попали Джимми на руку. Джимми снова побледнел, стер с руки кровь, но промолчал.

— Это становится омерзительным, — заявил Вилли.

— Так было с самого начала, — сказал Пол, спокойно и сдержанно.

Он потянулся вперед, поднял птицу с травы и изучающе ее осмотрел. Она была все еще жива. Она вся обмякла, но ее черные глаза в упор смотрели на нас. Они начали затягиваться пленкой, затем птица слегка, но все-таки ощутимо вздрогнула, пытаясь отогнать от себя смерть, и забилась в руках Пола.

— Что мне делать? — спросил Пол, и голос его почти сорвался. Но он мгновенно привел себя в чувство шуткой: — Вы что, считаете, что я должен хладнокровно прикончить этого бедолагу?

— Да, — ответил Джимми, глядя Полу прямо в лицо и словно бросая ему вызов. Его неуклюжая кровь снова била ему в щеки, покрывая их неровными пятнами, но он все-таки пересмотрел Пола.

— Очень хорошо, — сказал Пол, высокомерно, поджимая губы. Он держал голубя нежно, явно совершенно себе не представляя, как же он его убьет. А Джимми ждал от Пола доказательства того, что он на это способен. А птица тем временем утопала в сверкающей неразберихе своих крыльев, между ладонями Пола, ее головка повисла набок; потом птица снова задрожала, пытаясь ее поднять, снова и снова роняя ее сторону; красивые глаза голубя все плотнее и плотнее затягивала пленка, но птица продолжала биться со своей смертью, пытаясь отогнать ее.

А потом она вдруг умерла, избавив Пола от сурового испытания, и он ее отбросил на груду других трупиков.

— Тебе всегда и во всем так чертовски везет, — произнес Джимми злым дрожащим голосом. Было заметно, как задрожали его губы — полные, красиво очерченные губы, которые он сам не без гордости называл «декадентскими».

— Да, я знаю, — сказал Пол. — Я это знаю. Господь ко мне благоволит. Потому что, признаюсь тебе, дорогой Джимми, я не смог бы себя заставить свернуть шею этому голубю.

Джимми, терзаемый своими чувствами, отвернулся от него и снова стал созерцать норки муравьиных львов. Тем временем, пока он, забыв про все на свете, говорил с Полом, очень маленький, невесомый как пушинка муравей сорвался с края ямки и оказался на ее дне, и в тот момент, когда Джимми заглянул в ямку, крошечное тельце муравья согнулось вдвое, оказавшись в зажиме челюстей монстра. Масштаб этой смертельной драмы был так мал, что ямка, муравьиный лев и муравей могли бы свободно разместиться на ноготке — допустим, на розовом маленьком ноготке Мэрироуз.

Крошечный муравьишка исчез под тонкой пленкой белого песка, и, спустя мгновение, наружу снова были выставлены челюсти — пустые, чистые, готовые к дальнейшему использованию.

Пол резко щелкнул затвором, гильза от использованного патрона выскочила, он вставил в ружье новый патрон.

— Для того чтобы удовлетворить минимальный запрос мамаши Бутби, нам надо добыть еще двух, — заметил он.

Но на деревьях никого не было, пышные, высокие, они молчаливо стояли в лучах жаркого солнца, слегка покачивая зелеными и грациозными ветвями. Бабочек к этому времени стало заметно меньше; лишь несколько дюжин продолжали свой танец в испепеляюще жарком воздухе. Волны жары текли над травами, над пятнами песка подобно маслу, а над камнями, выступающими из травы, они словно сгущались, делались плотнее.