Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы выросли, герцог, – задумчиво произнесла Мария, давая понять, что пришло время серьёзного разговора.
Принц слегка замедлил шаг на парковой дорожке и, чуть улыбнувшись, сказал:
– На «ты».
Правительница заливисто расхохоталась и погрозила пальцем:
– Помнишь наш старый разговор!
– А как же, – улыбнулся Рюген. – А насчёт вырос… А куда деваться? Сами знаете…
– На «ты», – перебила его женщина. Коротко поклонившись, он продолжил:
– Сама знаешь мой характер – не будь всех этих событий, строил бы потихонечку своё государство и не лез бы к соседям. С тобой хорошие отношения, да с Павлом… Если б не эти англоманы… А так, приходится воевать и лезть в политику ради банального выживания Померании.
– Верю, – мягко сказала женщина, – вижу, какие ты законы вводил и как управлял – ты не авантюрист. И не спорь! На медведя выйти с голыми руками – глупо, пусть и говорят об этом в Европе до сих пор. Тем более не одного! Но то твой риск, а как управленец ты рисковать не любишь.
Вместо ответа тот развёл слегка руками. Оба играли свою роль, но примерное направление разговора померанец просчитал, ну а роль нужна была для посторонних наблюдателей.
– А если я попрошу влезть? – мягко сказала женщина. – Пруссия и раньше причиняла нам проблемы, так что после своего проигрыша в Семилетней войне, выплаты контрибуций и выкупа мы было успокоились, но как выяснилось – рано. Сильный Фридрих был нам опасен, но сейчас ситуация ничем не лучше. Кредиторы водят его как куклу на верёвочке, стараясь опутывать новыми долгами. И знаешь, такую Пруссию я боюсь ещё больше. – Мария-Терезия помолчала, затем продолжила тяжело: – Англия и Франция и без того лезут к нам, а сейчас и вовсе… Время от времени их интересы совпадают с интересами Австрии, и тогда мы становимся союзниками. Но они слишком сильны и слишком привыкли всех… нагибать.
Тут она не выдержала и грязно выругалась, что для верующей женщины было делом немыслимым.
– Видишь, если уж я…
Собралась…
– Судя по всему, они хотят сделать из Пруссии что-то вроде Ганновера. Не знаю, кто там будет главным и как они будут делить влияние на Фридриха, но сам понимаешь – допустить этого нельзя. Я не справлюсь – сам знаешь, что Австрия государство лоскутное и проблем у нас хватает. Допускать в Европу Россию… Прости уж, но это ещё более худший вариант, и я сама поведу войска.
Владимир понимающе кивнул – он прекрасно знал, что европейские правители до одури боялись закрепления Российской империи в Европе. Гегемония страны станет тогда абсолютной всего за пару десятилетий, и все эти короли и курфюсты будут назначаться из Петербурга. Знал он и то, что такое положение дел Европа никогда не допустит и пойдёт ради этого на что угодно – начиная от военной агрессии, заканчивая переворотами и отравлениями. И ведь справится… Ну по крайней мере – в отравлениях.
– Нужен противовес, и я выбрала тебя на эту роль.
– Прости, но против Пруссии я никак не потяну…
– Не лукавь, – поморщилась женщина, – я помогу оформить тебе Мекленбург. Ты знаешь ведь, что в тебе течёт кровь не только Грайфенов, но и Никлотингов?
– Да в ком из немецких правителей её нет, – философски ответил Грифич, – уже понимая, к чему она ведёт.
– Таких не найти, верно. Но вот только Мекленбург у тебя – раз, прямых наследников нет – два, а по женской линии ты всё равно входишь в число боковых наследников – три. Тебя можно сажать на престолы герцогств, причём вполне законно. Повозиться придётся, но ничего сверхъестественного не вижу, мои юристы уже подготовили документы. Но это так – сам понимаешь, что официально я здесь ни при чём.
– Понимаю, но всё равно не потяну – Пруссия всё равно намного сильней.
– А кто тебя просит останавливаться на достигнутом?
Вот тут Владимир чуть не сел на дорожку…. Такого он даже не предполагал – австрийская правительница прямым тестом предлагает ему «откусить» кусок Пруссии, вернув часть владений былой Померании. Таким образом, гегемония Фридриха в германских землях заканчивалась, но и Грифич не становился на его место – и Австрия становилась главной.
Герцога откровенно потряхивало – захватив Мекленбург, превышающий его Померанию-Вольгаст в несколько раз, он уже становился одним из крупнейших правителей Германии. С учётом же исконных земель, вернуть которые предлагала Мария-Терезия, он и в самом деле смог бы потягаться и с Пруссией, причём в одиночку.
Ну а что? Девять тысяч проверенных в боях воинов отменной выучки, да милиция, да захваченные солдаты Мекленбурга, добрая половина которых выразила желание вступить в ряды его войска… И ведь он сможет содержать такую армию без ущерба для экономики! Помимо земель, у него теперь были такие важные порты, как Росток и Висмар, приносящие хороший доход.
– Где расписаться кровью? – с лёгкой улыбкой спросил он австриячку, но глаза принца были серьёзны…
Несмотря на тщательно выстраиваемый образ правителя-рыцаря, в который поверила, кажется, даже мудрейшая Мария-Тереза, в голове навсегда засели мысли, что он должен сделать что-то, что предотвратит образование настоящей Германской империи с Пруссией во главе, а не этого… аморфного объединения. Да пусть даже она появится – важно, чтобы часть земель по соседству оставались независимыми и неподконтрольными. И ещё важнее, чтобы земли эти были славянские.
Мало кто знал, что даже переселенческие программы писал лично он, тщательно выверяя каждую запятую. Государству, где из-за постоянных войн не хватало населения, нужны были люди, и Владимир делал всё возможное, чтобы как можно больше переселенцев были славянами.
Объявить, что принимают только их? Рискованно – получается автоматическое противостояние с соседними германскими государствами. Приходилось работать «на косвенных», и как-то «само собой» получалось, что ехали переселенцы не абы как, а к родственникам, знакомым и бывшим землякам. И как-то так оказывалось, что именно славяне готовы были принять знакомцев, именно они нуждались в помощниках и рабочих руках. Подобных хитростей было немало – и все продумывались до ничтожнейших мелочей, причём «адвокатом дьявола»[264] работала супруга.
Были и программы «ославянивания» остальной части населения. Благо, о «неполноценности» славян речи пока не было, да и вряд ли возникнет – всё-таки