Наконец луна скрылась за пампасами; гаучо уже готов был отправиться в свою рискованную экспедицию и давал своим друзьям последние наставления относительно осторожности и молчания, как вдруг их внимание привлек слабый шум, по-видимому приближавшийся к ним. Как будто кто-то легкими шагами поднимался по тропинке и остановился у подъема на гору. Неужели они открыты и врагу известно их местопребывание?

Гаспар шепнул несколько слов на ухо своим спутникам, и все трое, поднявшись со своего места, поползли под густые ветви громадной фиговой пальмы.

Недолго они оставались в неизвестности; скоро глаза их различили взбиравшуюся человеческую фигуру, в которой нетрудно было узнать женщину-индианку по ее росту и легкой причудливой одежде.

Сделав несколько шагов по площадке, индианка остановилась и посмотрела вокруг, точно ища кого-то и удивляясь его отсутствию. Когда же она повернулась и последний свет луны упал на нее, путники ясно разглядели черты ее лица. Все трое сразу узнали девушку: перед ними была Насена!

Зачем ей понадобилось прийти в такой поздний час и в такое глухое место?

Впрочем, им не было до этого никакого дела. Первое, что пришло на ум Гаспару, — взять ее в плен, если это было нужно, а чтобы заглушить ее крики — зажать ей рот. Он знал, что Насена — дочь могущественного вождя и, став пленницей, будет служить им заложницей, пока не удастся возвратить Франческу. Но, подумав немного, Гаспар решил, что такой способ действий неподходящий. Во-первых, добраться до Насены можно было только по открытому месту, и, следовательно, она заметит их прежде, чем они успеют приблизиться к ней, а ее крик сейчас же откроет их присутствие. Однако гаучо решил во что бы то ни стало извлечь пользу для себя из этой встречи с Насеной, прибытие которой в такой неурочный час служило как бы вмешательством судьбы. Зачем эта индианка станет желать погибели Франчески? Может быть, даже она не откажется сделаться их союзницей для освобождения той, к которой они стремились всеми своими помыслами.

Гаучо сообщил на ухо эти соображения своим товарищам; те также считали Насену скорее другом, чем врагом. Юноши знали ее так же хорошо, как и ее отца; она часто приходила к ним на эстансию и нередко во время экскурсий Хальбергера принимала участие в их детских играх.

Пока они так рассуждали, спрятавшись под густыми листьями пальмы, девушка не могла заметить ни их, ни лошадей, которые были отведены немного подальше в лесок.

Гаспар с товарищами еще не решил, что надо делать, как вдруг новый шум, похожий на первый, донесся до их слуха. Наверно, кто-то взбирался по тропинке на гору.

Девушка также услышала шаги и повернулась в ту сторону, откуда они доносились, но на лице ее не отразилось никакого удивления. Очевидно, она именно за этим пришла сюда. Но приближение того, кого она ждала, не радовало индианку — скорее страх, смешанный с нетерпением, отразился в ее чертах.

Шаги все приближались, но медленно и как бы останавливаясь. Наконец другая женщина появилась над краем площадки.

Вид ее действительно мог внушить страх и даже ужас: седая, вся в морщинах, сгорбленная старуха, с каким-то особенным отпечатком торжественности и мрачности во всей фигуре. Это создание было, вероятно, одним из тех жалких и в то же время могущественных существ, созданных индейским суеверием, которые под конец и сами начинают верить в свою сверхъестественную силу. Другими словами, это была колдунья. Такие предсказательницы будущего имеются у многих индейских племен Америки, где они пользуются, к несчастью, большим почетом.

Заметив колдунью, девушка поторопилась ей навстречу и, приблизившись на шаг, упала на колени.

Зрелище это поистине было странно. Луна, наполовину уже скрывшаяся, слабо освещала местность, принимавшую все более мрачный характер, и среди всей этой обстановки девушка, распростертая на земле у ног ужасной колдуньи, казалось, испрашивала у нее жизнь или прощение в каком-нибудь великом преступлении.

В продолжение двух или трех минут Насена оставалась на коленях перед колдуньей, которая, бормоча какие-то невнятные слова, протягивала к небу свою руку на все четыре стороны и затем проводила ею по лицу девушки, точно магнетизируя ее.

— Насена страдает? — проговорила она наконец, делая ударение на словах.

— Да! — тихим голосом ответила девушка.

— Свое горе она скрывает от всех, иначе она не просила бы Шеботу прийти сюда.

— А! Это чертова гадина! Колдунья Шебота! — тихо проговорил гаучо. — Какую еще чертовщину затевает она? Тише, сеньоры, мы сейчас услышим любопытные вещи!

Юношей нечего было просить молчать. Не шевелясь, с величайшим удивлением смотрели они на колдунью, стараясь не пропустить ни одного ее жеста.

— Правда, — проговорила Насена, — мне нужна помощь Шеботы, и я не хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом.

— Ха-ха! — прошамкала колдунья, показывая свою беззубую челюсть. — Молодые красавицы нуждаются иногда в старухах. Значит, ты признаешь, что мало быть прекрасной, нужны еще другие, более могущественные чары, кроме молодости и красоты?

— Я признаю, — ответила Насена, по-прежнему стоя на коленях.

— Хорошо, — проговорила колдунья. — Шебота все знает. Она знает, чего ждет от нее Насена: ты хочешь вернуть Агвару к себе. Молодой предводитель оставил город своего племени для молодой парагвайки с белым лицом. Он хочет пренебречь дочерьми своего народа и сделать царицей чужеземку, но Насена не хочет этого допустить.

Девушка, видимо, колебалась ответить.

— Если дело только в этом, — продолжала колдунья, — Шебота исполнит желание Насены.

Девушка по-прежнему молчала. Она приподнялась и стояла напротив колдуньи. По-видимому, она была испугана, чувствуя себя во власти колдуньи, но, однако, хладнокровие снова вернулось к ней.

Гаспар и его товарищи ясно видели ее лицо и читали на нем все, что волновало молодую девушку.

— Матушка Шебота, — проговорила она наконец, — средство, которое вы дали, чтобы привлечь Агвару, ни к чему не привело. Насена не верит больше в чары, она хочет просить у вас другого средства, более верного.

Последние слова девушки были произнесены глухим голосом, свидетельствовавшим о внутренней