Воспользовавшись уходом солдат, чехи тут же взяли золотой эшелон "под защиту", выставив своих часовых. Связь тоже находилась в их руках, и Колчак оказался полностью оторванным от событий. Тем временем пал Томск. Пытавшийся организовать его оборону А. Н. Пепеляев свалился в тифу и был вывезен в Китай. В этом же районе было разгромлено последнее боеспособное соединение союзников — польская дивизия, составлявшая их арьергард и прикрывавшая эвакуацию по железной дороге. Один из полков, около 4 тыс. чел., у ст. Тайга подвергся удару 27-й дивизии красных и был истреблен почти полностью (остались в живых 50 чел.), два других полка в 8 тыс. чел. потерпели поражение под Анжеро-Судженском и сдались. Поскольку чехи воевать не желали, главными препятствиями для быстрого продвижения красных на восток стали лишь усталость их войск, расстояния, морозы, заносы, взорванные мосты и плохое состояние путей, забитых пробками мертвых эшелонов. И каппелевцы, бредущие где-то сквозь снега, нависая над красными авангардами и периодически напоминающие о себе боями.

В этом порыве наступления красное командование даже предпочло не возиться с многочисленными пленными, сдающимися в каждом городе. Их просто разоружали и… отпускали домой. Не снабдив, понятное дело, ни литерами на проезд, ни аттестатами на какое-либо довольствие. Пешком через сотни и тысячи километров сибирской зимы. Крестьяне их в дома не пускали, опасаясь тифа. Если у кого-то и оставались теплые вещи, их грабили партизаны. В рваных шинелях и разбитых сапогах, они замерзали, умирали от голода и болезней. Старались тайком залезть на тормозные площадки попутных поездов, и железнодорожники снимали потом окоченевшие трупы. Многие погибали под колесами. Единственным прибежищем этих несчастных были нетопленые здания вокзалов, где они могли спать вповалку на полу и где многие уже не просыпались.

А советское правительство выпустило постановление:

"Бывший царский адмирал Колчак, самозвано наименовавший себя "верховным правителем", и его "совет министров" объявляются вне закона. Все ставленники и агенты Колчака и находящегося в Сибири союзнического командования подлежат немедленному аресту… Все законы, приказы, договоры, постановления и распоряжения Колчака и его совета министров, а равно и их уполномоченных отменяются…"

Если что-нибудь страшно — надо идти ему навстречу, тогда не так страшно.

А. В. Колчак

Пока Колчак вынужден был сидеть в Нижнеудинске, в Иркутске начались переговоры "чрезвычайной тройки" его правительства (ген. Н. В. Ханжин, А. М. Ларионов, А. А. Нервен-Бодали) с представителями Политцентра. Происходили они в поезде ген. Жанена, по инициативе Жанена и под председательством Жанена: союзные миссии еще в декабре вели интенсивные консультации с заговорщиками. Наивным иностранцам замена «непопулярного» режима Колчака «народным» правительством казалась вполне разумной мерой, способной изменить ход событии, а в установлении «демократии» по западному образцу они увидели реальный путь спасения Сибири. К тому же Колчак неоднократно проявлял себя неудобной для иностранцев личностью, не склонной на внешнеполитические уступки в ущерб России. Похоже, что задержали адмирала в Нижнеудинске именно для того, чтобы он не спутал карты плетущихся интриг и не нарушил ход тех же переговоров. Поначалу колчаковская «тройка» министров не была склонна на какие-либо уступки заговорщикам, но под прямым давлением Жанена вынуждена была признать Политцентр и принимать выдвигаемые им условия.

У Колчака же союзники потребовали отречения от верховной власти, гарантируя в этом случае выезд за границу под международной охраной. Все это было ложью. Вопрос о его выдаче был уже решен. Жанен решил такой ценой обеспечить беспрепятственный выезд иностранных миссий и войск плюс снабжение их поездов углем на дорогу. Кроме того, это был политический шаг. Верховный Правитель, утративший реальную власть, но сохранивший власть юридическую, всем мешал. Политцентру арест Колчака был необходим как отправная точка для гипотетического мира с большевиками. Союзникам его выдача была выгодна для налаживания контактов с будущей сибирской властью, будь то левые «демократы» или коммунисты — в западных политических кругах уже зондировался вопрос об изменении отношений с ними. В общем, для всех сторон, ведущих эти игры, Колчак явился именно той фигурой, которой следовало пожертвовать. Что же касается отречения, то это была скорее дань приличию: одно дело — выдача главы союзного государства, а другое — частного лица.

Вечером 4 января Политцентр и большевики подняли в Иркутске восстание. Началось оно довольно вяло. Обе стороны присматривались друг к другу, действовали нерешительно. Скопившиеся в городе чехи тут же заявили о нейтралитете. Но вскоре в Иркутск вошли партизаны Каландаришвили и Зверева, тут же назначенного командующим. Едва наметился перевес, гарнизон стал переходить на сторону победителей, доселе опасавшиеся рабочие потянулись в дружины (теперь опасаясь партизан и не желая оставаться безоружными). Ген. Ханжин, пытавшийся руководить действиями против мятежников, попал в плен. И 5.01 власть перешла к Политцентру. Положение Колчака стало безвыходным. На западе — партизаны и красные. Рядом, в Нижнеудинске — повстанцы. На востоке, куда он стремился добраться, — тоже враги. 5.01 адмирал подписал отречение от власти, назначив Верховным Правителем России А. И. Деникина. На российской восточной окраине власть передавалась атаману Семенову больше было некому. Да и Япония, поддерживающая Семенова, осталась единственной державой, не склонной к предательству белогвардейцев.

Семенов только сейчас, после восстания в Иркутске, почувствовал непосредственную опасность у себя под боком и решил исполнить приказ Колчака, отданный ему почти месяц назад. На Иркутск двинулись его казаки — но поздно. Сил у повстанцев оказалось вполне достаточно, а боеспособность семеновских войск проявилась весьма невысокая. Кроме стычек с партизанами, они почти не вели активных действий, и встретив подготовленную оборону, крупные силы рабоче-крестьянских дружин и верхоленских партизан, казаки повернули назад.

Тем временем вовсю разыгрывался сценарий предательства. Вагоны Колчака и Пепеляева были прицеплены к эшелону 1 — го батальона 6-го чешского полка. Фактически адмирал оказался под арестом у бывших союзников. В целях "международной охраны" его вагон обвешали флагами: французским, английским, американским, японским, чехословацким и русским, андреевским. И по роли своей эти международные флаги вполне соответствовали Иудиному поцелую — теперь любой партизан мог издалека безошибочно определить, кого везут. 10.01 эшелон тронулся из Нижнеудинска. Разукрашенный вагон уже ждали и встречали. На ст. Зима к чешским часовым добавились вооруженные дружинники. Их число увеличилось после остановки в Черемхове, отсюда повстанцы сопровождали эшелон и сзади на паровозе. На ст. Иннокентьевской в поезд села еще одна партия дружинников. Утром 15.01 эшелон прибыл в Иркутск и тотчас был оцеплен охраной. Целый день Колчаку было предоставлено лишь гадать о своем положении. Попытавшись связаться с Жаненом, он узнал, что все союзные миссии еще накануне отбыли на восток. (С одним из поездов сумел спастись ген. Дитерихс, воспользовавшись старыми знакомствами — он ведь раньше командовал чехословаками.) А под покровом ночной темноты состоялась передача Колчака и Пепеляева местным властям. Когда адмирал узнал об этом от чешского офицера Боровички, которому было поручено осуществить выдачу, он воскликнул "Как, неужели союзники меня предали? Где же гарантия генерала Жанена?"