Казалось, резне не будет конца. Руку, в которой Клещик сжимал меч, свело от боли, мускулы оцепенели и налились тяжестью, а противники все прибывали – лица искажены страстью и отчаянием, и смертельные раны они принимали с таким выражением, словно острое железо их благословляло, одаряло чем-то исключительным. Он стоял между Кэдевисс и Ненандой, и всю троицу уже оттеснили ко вторым дверям. Тела были навалены кучами, занимая весь пол зала, залитый лужами крови и прочих жидкостей. Стены забрызганы до самого потолка.

Сквозь двери наружу он мог различить свет – понемногу наступало утро. Однако из прохода у них за спиной не доносилось… ничего. Они там уже все мертвы? Истекают кровью на алтарном камне? Оказались в какой-нибудь ловушке, не могут добиться ответов? Чик что, уже умер, или предан в руки Умирающего бога?

Нападающим недоставало места, трупов было слишком много, им теперь приходилось карабкаться на кучи или протискиваться рядом, чтобы оказаться на нужном расстоянии для атаки.

– Что-то не так, – выдохнула Кэдевисс между ударами. – Клещик – иди туда – мы теперь можем их удерживать. Иди и узнай – может статься…

Мы лишь напрасно тратим время. Понимаю. Он шагнул назад, врезавшись при этом плечом в дверной косяк. Развернулся и двинулся по коридору. Когда окружающим миром правит ужас, похоже, разом обнажаются все неприглядные истины. Сколько ни борись, рано или поздно потерпишь неудачу. Победы не бывают ни истинными, ни даже чистыми. Триумф – лишь успокоительная ложь, на поверку он всегда оказывается эфемерным, пустым и кратковременным. Вот с чем приходится сражаться духу, когда он оказывается лицом к лицу перед ужасом.

Но сколь же немногие это понимают. Сколь немногие…

Он пробивался сквозь мерзкий дым, чувствуя, как замедляется сердцебиение, и не остановился, даже когда перестал дышать. Что… что происходит? Слепота. Тишина, конец любому движению. Клещик все же пытался продвигаться дальше, пока не осознал, что желание без воли ничего не значит, а какая может быть воля, если нет сил? Иероглифы подобно черному дождю стекали у него по лицу, по рукам и шее, горячие, точно кровь.

И все же он продолжал двигаться, тянул за собой собственное тело, будто полумертвое, будто досадную помеху, то, о чем стоит забыть. От тела хотелось освободиться, пусть он и понимал, что именно плоть сохраняет в нем жизнь – и однако он сейчас желал конца, и желание это делалось все более отчаянным.

Обожди-ка. Я ведь совсем не так вижу мир. И не хочу играть в подобную игру – поскольку не верю в столь позорную… капитуляцию.

Она есть то, что предлагает келик. Кровь Умирающего бога дарует бегство – от всего что-либо значащего. И приглашение это столь заманчиво, обещание – столь чарующе.

Пляшите! Мир вокруг вас гниет заживо. Пляшите! Пейте отраву, изрыгайте отраву. Пляшите, чтоб вас, в пыли собственных грез. Я заглянул вам в глаза и увидел, что вы – никто. Пустота.

Боги, что за соблазнительное приглашение.

Понимание его отрезвило – резко, словно кулаком в лицо. Он понял, что лежит на плитах коридора почти у самой внутренней двери. Дальше, в палате, словно загнанная под купол буря плотным дымом кипела тьма. Он услышал нежное пение, голос казался детским.

Не видно ни Нимандра, ни Десры, ни Аранаты. Тело Чика распростерто лицом вверх в каких-то пяти шагах, глаза открыты, взгляд застывший и невидящий.

Дрожа от слабости, Клещик пополз вперед.

В тот миг, когда он смог-таки пробиться в алтарное помещение, Нимандр почувствовал, как что-то рвется – будто пробил головой тонкую кисею. Нырял он в бурлящий шторм, но внезапно оказался в совершеннейшем покое. Мягкий свет, нежные струи теплого воздуха. Сделав первый же шаг, он наступил на что-то неровное, подавшееся под его весом. Он посмотрел под ноги и увидел небольшую куколку, сплетенную из травы и веточек. По полу было разбросано множество подобных фигурок. Иные – из полосок ткани, прочие – из веревок, полированного дерева, обожженной глины. Большей частью сломанные, без голов или конечностей. Еще больше кукол неуклюже свисало с низкого, ничем не украшенного потолка в петлях из кожаных ремешков – шишковатые головы задраны вверх, с них капает темная жидкость.

Песня без слов звучала здесь громче и, казалось, исходила сразу со всех направлений. Стен Нимандр не видел – только пол и потолок, вдали уходящие куда-то в беспредметную белизну.

И куклы, тысячи кукол. На полу – и свисающие с потолка.

– Покажись, – сказал Нимандр.

Пение прекратилось.

– Покажись мне.

– Если их сдавить, – сказал голос, принадлежащий женщине или мальчику, – из них течет. Я их всех сдавливал. Пока не сломаются. – Голос помолчал, потом чуть вздохнул. – Так ни одна и не сработала.

Нимандр не знал, куда смотреть – болтающиеся повсюду искалеченные фигурки переполнили его ужасом, поскольку теперь он осознал, насколько они напоминают пугала на полях вокруг Бастиона. То же самое. Не регулярные посадки, не ради урожая. Просто… еще одна разновидность.

– Да. Ломались одна за другой – а так нечестно. Как у него-то получилось?

– Кто ты такой? – спросил Нимандр.

В голосе зазвучала хитринка.

– На дне Бездны – о да, у нее есть дно – лежат падшие. Боги и богини, духи и пророки, адепты и ясновидящие, герои, короли и королевы – отбросы бытия. С ними можно играть. Я играл. А ты не хочешь? Не хочешь тоже там поиграть?

– Нет.

– Они там тоже все сломанные, еще хуже, чем я.

– Тебя называют Умирающим богом.

– Все боги умирают.

– Но ты ведь не бог?

– Там, на дне, от голода не умрешь. Бог ли я теперь? Наверное, да. Разве ты не понял? Я их столько съел. Разных частей, кусочков. Ну, то есть это я про их силу. Тело мое в пище не нуждалось. Оно и сейчас не нуждается, по правде говоря. Да, это очень правдиво сказано. Я познакомился с ним там, на дне – он сказал, что его исследует, а мой путь был столь дальним… очень дальним.

– А твои поклонники…

– В основном мертвы. Хотя я еще не всех выпил. Но этой крови уже достаточно, чтобы наполнить реку, и поток сможет забрать меня отсюда, вернуть назад. Совсем назад. И вот тогда она заплатит за все, что сделала.

Если бог пришел из хаоса, неудивительно, что он лишился рассудка.

– Покажись.

– Машина была сломана, только я этого не знал. И летел на ней, все выше и выше. Но потом что-то случилось. Авария. Мы упали с большой высоты. И сильно покалечились, оба. Потом меня оттуда вытащили. Теперь мне нужно сделать для себя новую версию, как ты сам утверждаешь. И вы мне принесли то, что нужно. Он подойдет. Я вовсе не глух к его мыслям. Я понимаю хаос внутри его, всю его боль, все предательства. Я даже невежество его понимаю. Но он подойдет, да, подойдет.