Но все пошло напекосяк. И все из-за этой Часовчук! Ей словно доставляло удовольствие портить ему жизнь. Даня ненавидел таких людей, лезущих не в свои дела, считающих своим долгом всем и каждому растрезвонить о чужих секретах. И ведь она, небось, свято верит, что спасает его!

Горя этой убеждением, Даниил и вернулся в квартиру.

– Вы, – с порога накинулся он на учительницу. Та снова сидела на кухне, но уже без чашки чая перед собой, пока Рябин-старший стоял поодаль, молча уставившись в окно. Даня знал, что тот высматривает. Отъезжающую от их подъезда красно-оранжевую «Хонду». – Вы! Какого черта?!

– Даня, не надо, – тихо, но строго произнес Виталий Евгеньевич.

– Чего не надо?

– Не надо так разговаривать со своим учителем.

– Даня, – подняла на парня заплаканные глаза Людмила Алексеевна.

И это еще больше разозлило юношу. Это он должен плакать. Это его только что бросила женщина, которую он так любил. Не удержавшись, Даниил закричал. Не что-то конкретное, нет, из груди его вырвался почти животный крик, и было в нем всего понемногу: и проклятий, и досады на окружающих, и понимание невозможности вернуться обратно, на пару часов назад и все исправить.

– Из-за вас она ушла… – когда горло перестало першить, а легкие вновь наполнились воздухом, прошептал парень. – Зачем вы пришли, а?

– Она обманывала тебя, Даня.

– Это не ваше дело, понимаете? – не отдавая отчета в том, что почти слово в слово повторяет слова Антонины, ответил старшеклассник. – Тоня значила для меня намного больше всех остальных. Почему вы так упорно суете нос в чужую жизнь? Неужели кроме этого, у вас других забот нет? Вы – мой учитель, так преподавайте свою литературу, черкайте спокойно карандашиком в тетрадях и сидите на попе ровно!

– Даниил! – уже громче осадил мальчишку Виталий Евгеньевич.

– Я вас ненавижу. Ненавижу, ясно? – презрительно выплюнул тот.

– Он бы не оставил тебя в покое, – вдруг бросил отец.

– Чего?

– Тунгусов-Майский. Ты не понимаешь, что это за человек. Дело не в Шаталовой, но узнай о вашем… о ваших свиданиях Тимофей, одним устным предупреждением ты бы не отделался. Говоришь, она ушла? И, слава Богу. Чем дальше мы будем держаться от их семейства, тем лучше.

Даня ничего не ответил. Молча развернувшись, он покинул кухню. Только громко шмякнул дверью своей комнаты о косяк, прежде чем упасть на кровать и по-детски навзрыд расплакаться.

Стремительное развитие

Символ правой руки. Знак, отвечающий за память, быстрое обучение новым навыкам, а также за приспособление к новым условиям жизни. Пишется насыщенными оттенками любых теплых красок, включая зеленый.

– Ты серьезно? – Роман кивнул. – А она мне нравилась…

Середина апреля. На этот раз весна пришла вовремя, даже с некоторым опережением, растопив снег и выгнав солнце из-за облачной завесы, как недовольная хозяйка – заигравшегося кота. И теперь рыжее чудище разрывало своими когтями по утрам туманы, а вечером охотилось за подозрительным северным ветерком. Увы, в средней полосе, а тем паче, в северных районах такая погода имеет короткий срок годности, и начинает портиться едва ли не раньше, чем ты успеешь переобуть сапоги на туфли. А потому, наученные горьким опытом горожане поспешили занять все редкие островки спокойствия в бушующем море повседневной жизни. Побросали на газоны, еще не успевшие как следует обрасти травой, клетчатые пледы, пляжные полотенца, резиновые коврики, а кое-кто и просто – более-менее целые отрезы старой ткани, и, кутаясь в ветровки и куртки, разлеглись и расселись на них во всех городских парках и скверах, подобно стае воробьев. Кто-то просто болтал, некоторые принесли с собой в этот воскресный день корзинки с бутербродами, подражая западной моде на пикники, дети бегали вокруг родителей, собаки громко гавкали и плясали на задних лапах в ожидании, пока хозяин бросит палку.

Сандерс с Викой не собирались ни есть, ни валяться на толком не прогретой земле. Сегодня, впрочем, как и в подавляющее большинство дней: теплых и холодных, дождливых или ясных, – художник предпочитал оставаться зрителем, а не участником. Пока они неторопливо прогуливались по тропинкам парка, он мысленно фиксировал все происходящее вокруг, будто снимал документальный фильм. На шее у Романа, и правда, висела фотокамера, но предназначена она была не для запечатления обывателей. В ее объективе должно было сиять только одно лицо с чуть раскосыми глазами и прямыми бровями, с губами цвета зрелой вишни и совсем немного желтоватой кожей.

– Это же серьезная процедура, – продолжала свою мысль Виктория. – Говорят, надо не один сеанс провести, чтобы окончательно избавиться.

– Ничего, не один, так не один, – все с той же железобетонной уверенностью ответил художник. – Я давно об этом подумывал, но то недосуг, то некогда. Да и жалко. Мне она тоже, честно говоря, нравилась.

– Тогда в чем дело? – не поняла его собеседница.

– Я ведь уже как-то говорил, что набил эту татуировку по глупости. Это был импульсивный и безответственный поступок. Хотя таковым он мне тогда не казался. Наоборот, я считал ее чем-то вроде… посвящения? Демонстрацией уважения по отношения к прадеду. На самом деле, думаю, мной владело иное желание. Мне было всего-навсего двадцать лет, и, видимо, тот дух юношеского бунтарства, экспериментаторства и пренебрежения собственным телом пока не покинул мою шальную голову. Я еще не начал видеть обратную сторону, и уже достаточно подзабыл, какого это – ловить видения. В то время меня и посетила блестящая идея набить на руке несколько знаков

– Слушай, вот сейчас я подумала: а не могло ли это как-то ускорить развитие твоей болезни?

– Болезни? – удивленно переспросил Сандерс. – Я не отношусь к «выпадениям» как к какому-то недугу. Одно время даже принимал их за что-то вроде некого благословения.

– Но это ведь ненормально? То есть, я хочу сказать: да, ты помог многим людям. Тот паренек, Даня, его не забили железным прутом. Старушка-соседка, которая чуть из окна не вышла, сейчас доживает свои дни в специальном приюте. Не уверена, что для нее это благополучный исход, но… Но, согласись, твои видения – нечто ненормальное. Боль дана нам, чтобы защитить от чего-то более страшного, чтобы предупредить, но ведь мы, однако, придумали кучу препаратов, чтобы от нее избавляться.

– То есть ты хочешь сказать, эта татуировка… дурацкое сравнение, но это все равно, как если бы на моей руке было выбито «У меня положительный ВИЧ-статус».

– Можно жить полноценной жизнью и с ВИЧ. Во всяком случае, так недавно по телевизору говорили, – замялась Вика. Она хотела поддержать шутку художника, но вышло как-то нелепо и криво. Чтобы сгладить свой промах, поспешно вернулась к первоначальной теме: – Значит, окончательно? Идешь в клинику и стираешь все знаки?