Когда человек в депрессии, его сознание фиксируется на каких-то деталях, которые разрастаются, пока не заполняют весь мозг. Маска Призрака сыграла именно такую роль. Я убедила себя, что если сумею завладеть этим лицом, то избавлюсь от страданий. Став «Geist», я наконец придам смысл своему вечному кочевью… Я отправилась в студии Бабельсберга и узнала, что маска была уничтожена. Я хорошо знала Курта Штайнхоффа. Он дал мне имя и адрес художницы, которая ее изготовила. Я встретилась с Рут Сенестье и предложила ей большие деньги за то, что она сделает мне копию маски. Но мои рейхсмарки ее не интересовали. Ей нужно было нечто иное. Я столько раз отдавалась старому князю с его потрепанным членом, так почему бы и не женщине? Рут помешалась на мне. Она сделала слепок с моего лица, а потом с помощью гальванопластики изготовила медную маску. Точную копию той, которая в фильме. Затем она расписала ее под мрамор. Когда она вручила мне маску, я обозвала ее грязными словами и убежала.

Потом Деда умер. Скоротечная пневмония. Это было в тридцать седьмом году. Он убил моих родителей, он изнасиловал меня, поработил, уничтожил, но он был моей единственной семьей. Без него я превратилась в ничто. Я закрылась в кинозале и раз за разом смотрела «Космический призрак». Ночью я выходила в маске и убивала собак Деды. Эти собаки загрызли моих родителей. Я ела их сырыми, я пила их кровь и чувствовала, что заново рождаюсь. От такого питания я заболела. Меня положили в больницу, кормили через капельницу. Когда я вернулась в замок, мне объяснили, что я унаследовала все состояние Деды. Я стала самой богатой женщиной Берлина, но мне было плевать. Пока я была в больнице, пропала моя маска. Я больше не могла защитить себя…

Я снова обратилась к Рут Сенестье, чтобы она сделала мне новую маску. Она отказалась. Мы подрались. Я ненавижу лесбиянок. Я подумала, что снова сорвусь. Тогда я вспомнила о своих, о цыганах из Силезии. Я должна была отыскать свою kumpania, мои братья-цыгане сумели бы помочь мне. Они приняли меня, как будто я была Черной Мадонной[181]. Все считали меня мертвой. Я обосновалась рядом с ними. Польская княгиня, королева Берлина, укрывшаяся у коневодов и живущая под открытым небом. Это воссоединение с Вана спасло меня. Я воссоздала себя. Я собрала осколки своей души и соединила их заново. На самом деле мой покой оказался обманчивым. Ночью мучительные видения возвращались: растерзанные родители, охота Деды, которая свела с ума моих родных… Прежде чем меня похитили, я увидела эту жуткую сцену: один из моих братьев попытался скрыться от охотников, перебравшись через озеро. Деда кинулся за ним на лодке и заколол его, ударив ножом в шею и в спину, а ведь тот даже не умел плавать…

Я снова была с Вана, и все это всплыло, затопив меня. Но было и нечто другое… Вокруг меня женщины шептались о какой-то тайне. К детям относились совсем не так, как раньше. Их то всячески холили, то отталкивали, причем без всяких причин. Мужчины замкнулись в молчании. А их лица, видит бог, походили на волчьи капканы, захлопнувшиеся на неизмеримом страдании. Здесь крылась глубокая рана. Я чувствовала ее пульсацию, но не знала ни ее природы, ни истоков.

Потом Рупа все мне рассказала. Два года назад табор Вана насильно стерилизовали. Они были одними из первых жертв кампании по расовой гигиене. На них ставили опыты, отрабатывая техники и методы, и эти опыты превосходили все вообразимое. Языки развязались. Операции, проводимые почти по живому, вырванные яичники, иголки, втыкаемые в вагину, кастрация… Вопли женщин, которые звали мать, когда им впрыскивали каустик… История одного из наших братьев, который после операции под анестезией, еще лежа на операционном столе, увидел, как один из врачей показывает коллегам его окровавленное яичко, которое только что было удалено. Drabarni не оставила мне времени на ужас и горе. Она открыла мне мою истинную природу. Я была Нанохом, единственной, кто способен если уж не спасти своих, то по крайней мере отомстить за них. Я была светловолосой, богатой и немкой. Я могла проникнуть в ряды убийц и в свой черед убивать их — начиная с того, кто руководил всеми операциями, маленького рыжего человечка, жизнерадостного, обходительного и безгранично жестокого… Я без труда выяснила имя этого монстра — Эрнст Менгерхаузен. Мы с ним уже встречались на нацистских приемах. Он был рядом, рукой подать, я могла убить его в любой момент. Но я узнала, что у него имелся план: создать арийских детей согласно собственным критериям. И я поняла, что в моих руках наилучшая месть. Он уничтожил нас, я уничтожу его потомство…

Дальнейшее вы знаете. Я начала посещать Адлонских Дам, разыгрывала светскую львицу, вычислила тех, кто принимал участие в программе этого медика, Сюзанну Бонштенгель и прочих… Собрав о них сведения, я поняла, что они ничем не лучше самого Менгерхаузена… Я решила убить их, обратив в ничто это поколение арийских детей, этих так называемых высших созданий… Я не собиралась убирать самого Менгерхаузена, я хотела, чтобы он страдал, чтобы увидел, как рушится его план, как исчезают его «дети»…

Но мне следовало действовать по правилам. В конце концов, я же была Нанохом, ангелом возмездия. А Нанох, прежде чем действовать, посещает своих жертв в их снах, он перемещается между реальностью и грезами… Я принялась читать все научные публикации о мире сновидений. Самое забавное, что именно твои статьи, Симон, навели меня на верный путь. В своем исследовании циклов сна ты объяснял, что достаточно показать что-либо спящему во время фазы глубокого сна, чтобы он включил этот образ в свои сновидения… Я решила появиться в снах моих жертв, прежде чем убить их. Но Нанох должен иметь устрашающий, незабываемый вид. Я сразу же подумала о маске. На мой взгляд, она закольцевала бы эту историю.

Я вернулась повидать Рут, и мне пришлось снова с ней переспать. В результате она все-таки изготовила мне новую маску. Я хотела оставить ее в живых, но поняла, что она заговорит. Мне пришлось убить и ее тоже…

Остальное в конечном счете не представляло никаких сложностей. Мне достаточно было использовать кинжал Деды. Адлонские Дамы не оказали никакого сопротивления. Они мне доверяли. Мы все проделали тайком, это их очень развлекало, я обещала им открыть один секрет… Принеся их в жертву, я раздевалась и возвращалась вплавь. В то время я часто сталкивалась с Менгерхаузеном. Только я могла прочесть на его лице глубокое уныние: давно лелеемый план, выношенный в недрах «Лебенсборн», был разрушен неуловимым убийцей, против которого он был бессилен…

Наступило долгое молчание. Наконец-то они добрались до корней древа истины и, казалось, все еще ждали, когда их поразит молния. Если только их уже не испепелило.

Молчание нарушил Симон — Симон, верный своим навязчивым идеям, желал прояснить все детали:

— А афиша?

— Афиша?

— Из магазинчика на Липовой аллее. Та, которую я купил, а ты украла.

Магда хихикнула:

— Считай, что я решила доставить тебе удовольствие. Верно, я часто приходила полюбоваться на эту картинку… Но к концу лета я там уже не бывала. Космическим Призраком стала я.