Личные комнаты 3-го этажа дома в Марьино

Столетний юбилей усадьбы едва ли отмечали. Хозяин — князь Павел Павлович — тяжело болел. Он скончался в апреле 1914 года. После панихиды в петербургской квартире тело с Николаевского вокзала отправили в Марьино. Крестьяне несли гроб на руках со станции Ушаки до усадебной церкви Святой Троицы, где и состоялось погребение в фамильной усыпальнице, рядом с могилами деда и бабки: князя Василия Сергеевича и княгини Аглаиды Павловны Голицыных. По отзывам очевидцев, на траурной церемонии присутствовало большое число важных персон из Петербурга и Новгорода, а среди прочих венков выделялся венок из живых цветов от вдовствующей императрицы Марии Федоровны, супруги Александра III.[300] Княгиня Александра Николаевна, обремененная многочисленными детьми (лишь старшая Аглаида была независимой), в 1915 году, вероятно, в сентябре, приехала на жительство в Царское Село.

Осенью 1918 года волостной комитет бедноты принял постановление о размещении в доме почтового отделения, чайной и синематографа.[301] Управляющий имением Ю.П. Спуре обратился за защитой к новым властям, и 19 июля 1919 года в Марьино приехал еще один Матвеевский — живописец, выпускник Академии художеств Сергей Константинович, в тот момент агент-специалист Новгородского губернского подотдела по охране памятников искусства и старины. Он выдал удостоверение о признании усадьбы «монументальным памятником художественного значения» и составил опись имущества, которое было доверено оберегать М.Ф. Хомутову (1881–?) «как учителю местной Марьинской школы известному ГубОНО (Губернский отдел народного образования. — С.К.) с лучшей стороны и вполне заслуживающему доверия, проявившего полную добросовестность и зарекомендовавшего себя особою тщательностью и аккуратностью в исполнении возложенных на него обязанностей».[302] Именно Хомутов, обладая большим авторитетом среди жителей окрестных деревень, в ближайшее десятилетие станет самым главным человеком в Марьино, вообразив себя в определенный момент полновластным правителем усадьбы.

В октябре 1922 года марьинский дом «в целях охраны, научного обследования и музейного устройства» перешел в ведение Петроградского отделения Главнауки и подчиненного ему Государственного музейного фонда (ГМФ). В апреле 1923 года волисполком принял «Обязательное постановление»: «В целях водворения в парке музея быта для всех граждан воспрещается: 1) конный проезд, как верхом, так и в экипажах всякого рода; 2) пастьба скота; 3) рубка, пилка, ломка и порча деревьев, кустов и других насаждений; 4) разрушение и порча мостов, изгородей и всяких других сооружений; 6) учинение всякого рода на стенах парковых зданий надписей; 7) самовольное пользование огородом и покосами в парке; 8) гуляние в парке после 1 часа ночи в будние и после 3 часов в праздники».[303] Штраф за нарушения в 50 рублей золотом. Определили границы участка, в котором парк занимал 12,55 десятины; пашня и огород — 4; дороги — 0,93; аллеи — 0,24; постройки — 0,32; пруд — 0,63; кладбище и церковь — 0,33. Тот же документ дает представление о породах деревьев, произрастающих в парке и об их возрасте: «5/10 береза 15–30 л.; 2/10 лиственница и пихта 20–60 л.; 3/10 липы 10–50 л.».[304] Таким образом, в середине XIX века деревья обновились, хотя в нем, возможно, поддерживалась прежняя структура пород. По крайней мере, липы сажались С.П. Лукиным. Часто наведывавшаяся в Марьино архитектор ГМФ О.М. Равицкая стала внештатным архитектором-хранителем усадьбы.

Марьинская библиотека. Помимо книг видны глобус и сферы — свидетельства занятий Строгоновыми астрономией

После того как особо ценные книги, в основном, с экслибрисами и дарственными надписями, а также бронзовые медали были переданы в городской дворец, 30 июля 1923 года в Андрианово появилось объявление для местных жителей, оно гласило: «Историко-бытовой музей в усадьбе „Марьино“ (быв. кн. Голицыных) открыт для обозрения по воскресным дням с 12 до 5-ти часов дня. Вход бесплатный». Одновременно в бывших «комнатах для приезжающих» был организован дом отдыха научных работников Ленинграда, не взимавший денег за свои услуги. Сохранившаяся мебель позволила оборудовать 27 комнат, способных принять 44 человека. Среди «приезжавших» в усадьбу в тот момент следует назвать имена историков искусства С.Р. Эрнста, Ф.Ф. Нотгафта, В.Ф. Левинсон-Лессинга, М.Д. Философова, путешественника и коллекционера В.П. Тянь-Шанского, художницы Е. Серебряковой. Всего за 1923–1926 годы в Книге регистрации более 300 записей. В бывшей оранжерее, превращенной в театр, читались лекции по медицине, проводились концерты и спектакли.

Марьинская библиотека. Где-то здесь находился футляр жезла маршала Даву, перевезенный в Марьино в 1834 г.

Некоторые из «приезжавших» помнили еще князя П.П. Голицына и бывали его гостями. Теперь их принимал М.Ф. Хомутов, на столе в Библиотеке он показывал жезл маршала Л. Даву, в Готическом кабинете открывал шкатулку с памятными вещами императрицы Елизаветы Алексеевны и демонстрировал ее письма, собранные по годам, переплетенные в зеленый сафьян и снабженные серебряным замочком с таким же ключиком. «Собственно говоря, на музей Марьино тогда не походило. Не было там разграниченных отделов, этикеток и объявлений в залах. Были обставленные соответствующей мебелью разные комнаты, причем строгого порядка в этих комнатах вроде бы не замечалось. Получалось даже впечатление, как будто жильцы оставили помещение и куда-то вышли», — описывал свои впечатления один из современников.[305] Где были тогда владельцы?

В тот же самый момент, когда дом на Невском проспекте как будто раскололся на несколько частей — часть вещей странствовала, владелец находился во Франции, дом превращался в историко-культурный музей, подобный раскол произошел и в Марьино. Владелица, княгиня Александра Николаевна Голицына, покинувшая усадьбу еще в 1914 после смерти мужа, с наступлением революции в нее не вернулась. Она обосновалась в Царском Селе, при известии о революции забрав из дома картины. А усадьба еще десять лет продолжала функционировать, посещаемая гостями, которые знали князя П.П. Голицына.