безопасность в дни войны. Однако сооружение, которым управлял сэр Найджел, хмуро высилось над Эйвоном почти в том же виде, как его замыслили древние англонорманны. Тут были просторные наружный и внутренний дворы, не мощеные, а засеянные травой, чтобы могли кормиться овцы и скот, которых пришлось бы загнать внутрь в случае опасности. Дворы были окружены высокими стенами с башенками и квадратной главной башней, мрачной, без окон, возведенной на высоком холме и поэтому совершенно неприступной для нападающих. Вдоль стен, окружавших дворы, тянулись ряды убогих деревянных хибарок и сараев с косыми крышами, служивших убежищем для лучников и ратников из гарнизона крепости. Двери этих скромных жилищ были по большей части раскрыты, и на фоне желтого огня, пылавшего внутри, Аллейн видел бородатых людей, чистивших свое снаряжение; их жены выходили на порог поболтать, не выпуская из рук шитья, и длинные черные тени женщин тянулись через весь двор. Воздух был полон женскими голосами и лепетом детей, и эти звуки создавали странный контраст с бряцанием оружия и непрестанными воинственными окликами часовых, доносившимися со стен.

— По-моему, отряд школяров мог бы удерживать эту крепость от атак целого войска, — заявил Джон.

— Я тоже так думаю, — поддержал его Аллейн.

— Нет, вы очень ошибаетесь. Клянусь эфесом, я видел, как в один летний вечер была взята более сильная крепость. Помню такую в Пикардии, название длинное, как целая гасконская родословная. Я служил тогда под началом сэра Роберта Ноллеса, еще до Белого отряда; и мы крепко пограбили, когда взяли эту крепость. Я лично раздобыл себе большую серебряную чашу, к ней два кубка и щит из испанской стали. Pasques Dieu! А тут есть прехорошенькие женщины! Взгляните, вон та, на пороге! Пойду поговорю с ней! А это еще кто?

— Есть здесь лучник по имени Сэм Эйлвард? — спросил худощавый воин и, лязгая оружием, направился к ним через двор.

— Так меня зовут, приятель, — отозвался лучник.

— Тогда мне, наверное, незачем называть мое имя, — сказал тот.

— Клянусь распятием, это же Черный Саймон из Нориджа! — воскликнул Эйлвард. — Ну как я рад тебя видеть!

Они бросились друг к другу и стали обниматься, словно медведи.

— А откуда ты взялся, старина? — осведомился лучник.

— Я тут на службе. Скажи мне, друг, это верно, что мы пойдем на французов? В караулке говорят, будто сэр Найджел опять собирается в поход.

— Вполне вероятно, mon gar[89], судя по тому, как идут дела.

— Слава Господу! — воскликнул Саймон. — Сегодня же вечером выберу золотую цепь, чтобы возложить ее на раку моего святого. Поверишь ли, я стосковался о походе, как девушка тоскует о своем милом.

— Значит, очень уж хочется пограбить? Так растряс кошелек, что не хватает даже на выпивку? У меня на поясе висит мешочек, товарищ, запусти туда пятерню и вытащи то, в чем ты нуждаешься. Мы всегда и всем делимся друг с другом.

— Нет, друг, я ищу не французского золота, а французской крови. Мне и в могиле не будет покоя, если я еще раз не выступлю против них! Мы, воюя с Францией, всегда действовали честно и справедливо — на мужчину шли с кулаками, а перед женщиной преклоняли колени. А как было в Винчелси, когда их галеры напали на него несколько лет назад? У меня там жила старушка-мать, она приехала туда, чтобы быть поближе к своему сыну. Потом ее нашли перед собственным очагом, проткнутую насквозь французской алебардой. А от моей младшей сестры, жены брата и ее двоих детей остались только кучки золы среди дымящихся развалин дома. Не буду уверять, что мы не нанесли Франции очень большого ущерба, но женщин и детей мы не трогали. Итак, старый друг, сердце у меня горит, хочу опять услышать наш былой боевой клич, и, клянусь Богом, если сэр Найджел развернет свое знамя, перед тобой человек, который будет рад снова вскочить в седло.

— Да, мы вместе хорошо поработали, старый боевой конь, — заметил Эйлвард, — и, клянусь эфесом, пока не умрем, мы еще поработаем. Но скорее мы налетим на испанского вальдшнепа, чем на французскую цаплю. Ходят слухи, что Дюгесклен с лучшими копейщиками Франции встал под знамена Кастилии с их львами и башнями. Но, друг, мне кажется, мы с тобой не решили один маленький спор.

— Клянусь Богом, ты прав! — воскликнул Саймон. — Я и забыл. Ведь начальник военной полиции и его люди разлучили нас во время нашей последней встречи.

— А в ответ мы поклялись вернуться к этому спору, когда снова свидимся. При тебе твой меч, а луна светит достаточно ярко для таких ночных птиц, как мы. Берегись, mon gar! Я не слышал звона стали уже больше месяца.

— Тогда выходи из тени, — сказал Саймон, извлекая меч из ножен. — Клятва — это клятва, нарушать ее не полагается.

— Клятва, данная святому, в самом деле не может быть нарушена! — воскликнул Аллейн. — Но ваша клятва дьявольская, и, хотя я простой клирик, моими устами все же говорит истинная церковь, и я заявляю, что было бы смертным грехом драться из-за пустого спора. Как? Двое взрослых людей годами хранят в своем сердце злобу и хватают друг друга за горло, точно разъяренные шавки!

— Не злоба, нет, не злоба, молодой клирик, — заявил Черный Саймон. — У меня в сердце нет ни капли горечи против моего старого товарища; но спор наш, как он сказал вам, до сих пор не решен. Нападай, Эйлвард!

— Ни за что, пока я в силах стоять между вами! — воскликнул Аллейн, бросаясь вперед и заслоняя лучника. — Стыдно и грешно, когда два англичанина-христианина направляют друг на друга мечи, точно свирепые и кровожадные язычники.

— А кроме того, — заявил Джон из Хордла, внезапно появившись в дверях кладовой с огромным подносом, на котором лежал пирог, — если только один из вас поднимет меч, я раздавлю того человека, как масляничную оладью. Клянусь черным крестом! Я скорее загоню его в землю, как гвоздь в створку двери, чем допущу, чтобы вы ранили друг друга.

— Ей-богу, вот странный способ проповедовать мир! — воскликнул Черный Саймон. — Смотри, как бы тебя не ранили, силач, если подойдешь ко