— Что происходит? — поинтересовался он. На этот раз его голос прозвучал достаточно громко, чтобы быть услышанным.

— Прибывает Всемогущий! — нетерпеливо бросила Мара, а затем, снова обратясь к горничным, распорядилась:

— Принесите железное ожерелье и нефритовую тиару.

— В такой час? Утром? — удивился Кевин, поднимаясь с циновки.

Он поднял и набросил на себя свою серую куртку. Мара вздохнула и отозвалась:

— Обычно к этому часу я уже давно на ногах.

— Ну ладно, — проворчал Кевин, как видно почувствовав себя виноватым. Он-то сделал все от него зависящее, чтобы удержать ее в постели подольше, и сперва его усилия были приняты весьма благосклонно. — Приношу извинения за причиненные неудобства.

Это было сказано самым легким тоном, но он еще не пришел в себя, после того как она столь резко его покинула. Мара предоставила горничным позаботиться об ее шпильках и закрепить широкий пояс.

— У Всемогущих нет времени на чьи-то капризы. — Казалось, она собиралась еще что-то добавить, но при втором ударе гонга ее улыбка померкла, так и не родившись. — Хватит разговоров! Всемогущий уже здесь!

Горничные с поклоном отступили назад. Их госпожа удовольствовалась простой, но изящной прической, для которой хватило четырех шпилек. Ожерелье из редкого металла и нефритовая тиара — этого было достаточно, чтобы Всемогущий знал: к его посещению она отнеслась со всей серьезностью.

Надев туфельки, она направилась к двери. Ее раб привычно двинулся следом, но властительница сразу остановила его:

— Нет. Тебе нельзя.

Кевин запротестовал, но Мара скомандовала:

— Молчи! Если этот маг усмотрит в любом твоем движении хоть малейший намек на оскорбление для своей особы, он может потребовать смерти всех живущих в этом доме, поголовно! И я буду обязана исполнить его волю, чего бы это ни стоило. Слово Всемогущего — закон. Зная это, я не желаю рисковать и требую, чтобы ты со своим несносным языком держался подальше!

Дальнейших возражений она не допустила и поспешила через сад в другое крыло дома. Там находилась небольшая комната в виде пятиугольника без какой бы то ни было мебели или рисунков, за исключением инкрустированного ониксом изображения птицы шетра на полу. Могло бы случиться и так, что она ни разу в жизни не воспользовалась бы этим помещением, но в жилище каждого властителя непременно имелась подобная комната, или ниша, или площадка с отчетливо вырисованным символом на полу. Чтобы перенестись во владения какой-либо семьи, любому магу в Империи требовалось лишь сосредоточить свою волю на воображаемом символе этой династии. Согласно традиции о предстоящем прибытии мага возвещал гонг, начинающий звучать по его мысленному приказу, где бы ни находился в этот момент сам Всемогущий. Второй сигнал гонга означал, что маг уже прибыл; именно это и произошло несколько минут тому назад.

Войдя в заповедную комнату, Мара застала там Накойю, Кейока и Сарика, которые уже стояли перед человеком сурового вида в черной хламиде. Едва достигнув двери, она низко поклонилась.

— Всемогущий, не осуждай меня за то, что я не успела должным образом встретить тебя. Когда ты прибыл, я была еще полуодета.

Маг склонил голову, словно давая понять, что эта оплошность не имеет значения. Он был худощав, среднего роста, и хотя хламида скрадывала очертания фигуры, что-то в его осанке казалось знакомым.

— Благодаря посредничеству того, к кому я питаю некоторую привязанность, мне стало известно, что ты желаешь со мной поговорить.

Мара сразу поняла, с кем имеет дело, стоило ей услышать этот голос — такой же глубокий и богатый интонациями, как голос Хокану. В Акому пожаловал Фумита, родной отец наследника Шиндзаваи. Как видно, Хокану принял просьбу Мары близко к сердцу, да и догадка ее оказалась верной: между этим членом Ассамблеи и семейством Шиндзаваи какая-то связь все-таки сохранилась.

Однако Мара не смела даже предаваться этим размышлениям. Она знала, что маги способны — если пожелают — читать мысли любого, находившегося в их присутствии. Она не могла забыть, какую роль сыграла магия в крушении Джингу Минванаби, и почтительно сказала:

— Всемогущий, я нуждаюсь в мудрости такого как ты ради службы Империи.

Маг кивнул:

— Тогда мы побеседуем.

Отослав советников, Мара провела визитера из комнаты на примыкающую к ней террасу с низкими каменными скамьями. Пока Фумита усаживался на сиденье, Мара улучила момент, чтобы присмотреться к нему. В его темных, почти черных волосах уже пробивалась редкая седина. На худом, четко очерченном лице выделялся орлиный нос, такой же, как у Хокану. Темные глаза поражали сходством с сыновними, с той лишь разницей, что у мага их таинственные глубины были словно спрятаны за некоей невидимой завесой.

Он спокойно сидел на каменной скамье; Мара выбрала для себя сиденье напротив. Их разделяла лишь узкая дорожка.

— Что ты хочешь обсудить? — спросил Фумита.

— Меня гнетет серьезная забота, Всемогущий, — призналась Мара. Она глубоко вздохнула и попыталась решить, с чего же ей начать. — Как и многие другие, я присутствовала на Имперских Играх.

Если в памяти мага и остались от того дня какие-то чувства, он их никак не выразил. Его пристальное внимание тревожило властительницу еще больше, чем чистосердечная прямота Хокану. Он не казался неприступным, но и не подталкивал к откровенности.

— Вот как?

— Говорят, что Всемогущий, который был… в центре разрушений… освободил бойцов, отказавшихся сражаться.

— Это правда, — подтвердил Фумита. Ограничившись кратким подтверждением, он ждал, что за этим последует.

Никакие слова не могли бы яснее дать Маре понять, что от нее требуется. Она должна очертя голову ринуться вперед, на свой страх и риск, без оглядки на возможные последствия.

— Вот в этом и состоит моя забота, — сказала Мара. — Если один из Всемогущих может освобождать рабов, то кому еще дано такое право? Императору? Имперскому Стратегу? Правящему властителю?

Некоторое время маг безмолвствовал, и Марой овладело странное чувство. Она ощущала ветерок, пробегающий по террасе, и слышала, как снуют в доме слуги. Неподалеку раб подметал дорожку, и шарканье метлы казалось неестественно громким. Все это было частью ее привычного мира, но она не могла избавиться от наваждения, как будто все эти краски и звуки отдаляются от нее, оставляя ее наедине с магом, не сводившим с нее глаз. Когда Фумита наконец заговорил, тон у него не изменился; коротко и отрывисто он сообщил:

— Властительница Акомы, твой вопрос будет поставлен перед Ассамблеей.

Не сказав больше ни слова, не дождавшись, пока Мара выстроит подобающий ответ, он вынул из кармана, привешенного к поясу, небольшой металлический предмет и привычным движением провел по его поверхности большим пальцем. Раздалось слабое жужжание, и маг исчез. Каменная скамья стояла пустая, а легкий воздушный вихрь взметнул концы шарфа Мары.