Звуки умолкли. Они исходили откуда-то с утеса, возвышавшегося надо мной на добрых сто футов и слишком крутого, чтобы взобраться на него с этой стороны. Поэтому мне пришлось немного спуститься и двинуться в обход, пока не удалось найти склон, пригодный для подъема. Поднявшись до того уровня, с которого исходили звуки, я стал осторожно пробираться сквозь густой кустарник и наконец подкрался к краю маленькой лужайки. Маркиз был там – лежал на спине возле костра, выгоревшего до серой золы и угольев. Над кострищем высилась тренога из грубо скрепленных вместе шестов. С места их соединения свисала веревочная петля.

Дон Умберто был жив – я понял это по тому, как медленно поднималась и опускалась его грудь, – но от него исходил сильный запах горелой плоти. Его ноги и голова страшно обгорели: похоже, Ренато с Изабеллой сначала поджаривали на костре его ступни, а потом подвесили беднягу за лодыжки вниз головой, над медленным огнем.

Не исключено, что это была ловушка.

На мой взгляд, тому, что я видел, существовало два объяснения. Первое: злоумышленники, прижигая маркизу пятки, заставили его сказать, где спрятаны сокровища. Однако затем, не найдя их в указанном месте, вернулись, продолжили пытку, получили новые сведения и опять ушли, оставив беднягу в живых на тот случай, если он снова их обманул. Ну а вторая версия была очень простой – они оставили дона Умберто в качестве приманки для меня. Я постарался полностью расслабиться и выкинуть из головы все мысли и теперь лежал совершенно неподвижно: это обычно хорошо помогало мне на охоте, когда требовались выдержка и долготерпение.

Дон Умберто дышал хрипло и неровно: казалось, у него вот-вот начнется агония. Я нутром чуял засаду, но должен был добраться до маркиза, а, стало быть, покинуть свое укрытие.

Я вытащил шпагу и пистолет, глубоко вздохнул и, пригнувшись, медленно двинулся к дону Умберто, в любой момент ожидая получить свинцовую пулю в сердце.

К тому времени, как я опустился рядом с ним на колени, надсадные хрипы ослабли, почти стихли.

– Это я, дон Умберто, тот человек, который выкупил вас из плена.

Его веки медленно поднялись, но взгляд был каким-то туманным – я вообще сомневался, видит ли он меня.

– Почему они так с вами обошлись?

– Я ему сказал... – прохрипел маркиз.

– Вы сказали Ренато, где спрятано золото?

– Я... сказал...

– Они отправились за золотом?

Из его горла вырвалось что-то, похожее на смешок.

– Он пытал меня...

– Потерпите, amigo, боль скоро пройдет.

Его костлявая рука уцепилась за ворот моей рубахи.

– Я их обманул, – прошептал маркиз. – Сказал неправду.

– А где золото на самом деле?

– Там, где разветвляется река... в пещере... индейцы спрятали его в пещере, в скалах... где река разветвляется, – едва слышно выдохнул он. – Я убил их всех.

Я перекрестился. А дон Умберто с превеликим трудом продолжал:

– Бог... Простит ли меня Бог?

Моего ответа он не дождался, да и вряд ли на него рассчитывал. Жизнь покинула его с последним вздохом.

Место, о котором говорил маркиз, было мне знакомо, ибо несколько лет назад я охотился возле речной развилки. Я не очень представлял, о какой именно пещере идет речь, ибо всякого рода впадин и щелей там было немало, но наверняка найти нужную не составит труда. Надо же, дон Умберто выказал куда больше стойкости и мужества, чем я от него ожидал, хотя подозреваю, что думал он в первую очередь о деньгах. Я мог лишь гадать, какие муки ему пришлось перенести.

И тут из кустов позади меня донесся пронзительный крик.

Изабелла!

Я устремился на звук, ожидая новой засады и даже стремясь к этому, ибо дошел до предела. Пришло время исполнить свое обещание и убить Ренато.

Приметив его, я вломился в кусты как бешеный бык, как безумный el toro с кровоточащими ранами, с которым меня когда-то сравнивала Марина. Я выстрелил из пистолета и попал прямо туда, куда целился, – в грудь. И лишь тогда понял, что под плащом не было человеческой плоти: меня обманули.

Я крутанулся, взмахнув клинком. Ренато поднырнул под него, пружинисто выпрямился, едва сталь просвистела над его головой, и в молниеносном броске полоснул кинжалом мне по груди, разрезав острием одежду. Ощутив прикосновение металла, я упал навзничь, спиной на колючую поросль, и, зная, что сейчас последует, постарался откатиться в сторону.

Мой противник метнул кинжал, и тот вонзился в землю, совсем рядом со мной.

Увидев нацеленный прямо на меня пистолет, я попытался откатиться, но не успел, и пуля ударила мне в пах. Страшная боль обожгла мою плоть, но сознание взорвалось яростью: я вскочил на ноги, бросился на Ренато как безумный и, налетев, ударил противника плечом. Очередная волна боли пронзила мне грудь. Ренато отпрянул, и я ударил его в лицо. Он снова отшатнулся, и тут, глядя врагу прямо в глаза, я с наслаждением изо всех сил засадил ему сапогом в промежность, прямо по мужскому достоинству. Он выронил клинок, упал на колени и схватился обеими руками за пах. Я подобрал его шпагу. Если помните, в свое время я пообещал отсечь Ренато руку, державшую кинжал, но сейчас его шея выглядела так заманчиво...

Не успев поднять клинок, я приметил уголком глаза здоровенный сук, толстый и крепкий, словно ружейный приклад, которым кто-то взмахнул, как топором. Удар по макушке отбросил меня налево и сшиб с утеса, и, уже падая, я успел заметить боковым зрением державшую эту дубинку Изабеллу: ее глаза горели от возбуждения, а губы изогнулись в злобной усмешке.

Я свалился с высоты в дюжину футов и, когда грохнулся на твердую поверхность, острая боль пронзила и мое тело, и мое сознание. Издав нечеловеческий вопль, я, кувыркаясь и ударяясь обо все подряд, покатился дальше вниз под уклон.

Наконец падение прекратилось. Я лежал неподвижно, в голове стучал гигантский молот, а в глазах двоилось. Потребовалось время, чтобы сообразить: я скатился вниз на добрую сотню футов и сейчас нахожусь возле того места, где привязал Урагана. Интересно, смогу ли я двигаться? Я с трудом попытался пошевелить руками или ногами. И тут вновь ожила боль. Я попробовал подозвать коня свистом, но сумел издать лишь еле слышное шипение.

– Ураган! – крикнул я изо всех сил, хотя сил этих было совсем немного.

Чуть ли не со стоном я поднялся на колени и снова позвал коня. Ничего. Невероятным усилием воли мне все-таки удалось встать на ноги.

Ураган нашелся неподалеку от того места, где я его привязал: он освободился и щипал травку. Я заковылял к нему, назвал жеребца bastardo и, собрав последние силы, взобрался ему на спину. Найти и перевезти золото, весившее около восьмисот фунтов, я был сейчас не в состоянии. Для этого требовались носильщики или вьючные мулы, а заодно и вооруженная стража, чтобы охранять караван. Ну а мне надо перевязать раны и добраться до Леона. А потом вернуться в армию и разыскать падре.