* * *

В одной из своих журнальных статей он написал, что современный мир не может до бесконечности использовать политику и другие искусственные силы, чтобы сдерживать ту разрушительную энергию, которую порождают гигантские различия в уровне экономического развития разных регионов. В конце концов все это обрушится на миропорядок, как снежная лавина, и все переменится.

«Если сбить обручи с этой бочки, в мире все перемешается, свалится в огромную общую кучу и международный язык морали (назовем его «едиными принципами»), существовавший прежде как аксиома, перестанет или почти перестанет выполнять свою функцию. Сколько времени понадобится, чтобы из наступившей неразберихи выросли «единые принципы» нового поколения? Может статься, гораздо больше, чем многие думают. Короче говоря, мы стоим перед лицом хаоса таких масштабов, что дух захватывает. Как только это произойдет, Япония окажется перед необходимостью коренного передела послевоенного политического и общественного устройства, духовных основ. Многое придется начинать сначала, будет масштабная перестройка – в политике, экономике, культуре. То, что раньше было ясно каждому, ни у кого не вызывало сомнений, утратит ясность, лишится первоначального смысла. Конечно, в этом есть и шанс для нас – появится возможность переделать Японию, государство. Однако, по иронии судьбы, в такой исключительный момент у нас не оказывается под рукой тех самых единых принципов, которые нужны как ориентиры в этой «перестройке». Столкнувшись с этим роковым парадоксом, мы замрем в оцепенении. Откуда же возникла ситуация, когда нам так стали нужны единые принципы? Из того простого факта, что эти принципы утрачены».

Вот к чему вкратце сводилось это довольно пространное сочинение.

Человек не в состоянии жить и работать вообще без всяких ориентиров, писал Нобору Ватая. Он нуждается по крайней мере во временной модели, заключающей в себе некие принципы. Модель, которую может сейчас предложить Япония, – наверное, «эффективность». Если «экономическая эффективность» долгие годы била по коммунизму и привела к его краху, разве не естественно теперь, когда мы переживаем хаос, подробно порассуждать о ней как о модели, как о руководстве к действию? Давайте поразмышляем: что нужно сделать, чтобы повысить эффективность? Породили ли мы, японцы, за послевоенные годы какую-нибудь другую философию или нечто подобное философии? Однако эффективность имеет силу, пока существует четкая направленность действий. Стоит утратить эту четкость, как эффективность в тот же момент станет беспомощной. То же самое происходит с потерпевшими кораблекрушение: даже тренированные гребцы, собравшиеся в одной лодке, ничего не смогут сделать, если не знают, куда грести. Двигаться с высокой эффективностью в неверном направлении еще хуже, чем вообще никуда не двигаться. Определение верного курса – всего лишь принцип с функцией более высокого уровня. Но именно его нам сейчас и не хватает. Решительно не хватает.

Логика, которую выстраивал Нобору Ватая, была по-своему убедительной и прозорливой. Приходилось это признать. Но сколько я его ни перечитывал, так и не смог понять, какие личные цели он преследует, чего добивается как политик. Может, поэтому он и задает вопрос: что надо сделать?

* * *

В одной из статей Нобору Ватая коснулся Маньчжурии, и я прочел ее с интересом. Он писал, что во второй половине 20-х годов, готовясь к большой войне с Советским Союзом, императорская армия рассматривала возможность закупки крупных партий теплой одежды для личного состава. Армии еще не приходилось серьезно воевать в таких районах, как Сибирь, где бывают страшные холода, поэтому подготовка к ведению боевых действий суровой зимой считалась неотложной задачей. Начнись с Советами настоящая война, которая могла вырасти из пограничного конфликта (такое тогда вполне могло случиться) – и зимой армия просто бы не выстояла. Поэтому при Генштабе сформировали группу подготовки к гипотетической войне с СССР, и созданный при ней отдел материального снабжения всерьез занялся спецобмундированием для условий холодной зимы. Чтобы на себе ощутить холод, сотрудники отдела даже отправились на Сахалин, где стояла настоящая зима, и испытывали в действующих частях, как в таких условиях чувствуют себя солдаты в утепленной обуви, шинелях и нижнем белье. Они во всех подробностях изучили обмундирование, которое было в советской армии, и даже форму армии Наполеона в русскую кампанию. Вывод оказался такой: «В том, во что одета японская армия, она сибирскую зиму не переживет». По прикидкам, примерно две трети солдат на передовой пришлось бы комиссовать из-за обморожений. Их утепленная одежда могла защитить только от более мягкой зимы Северного Китая, да и ее хватало не всем. Отдел первым делом подсчитал, сколько овец понадобится, чтобы пошить теплую форму на десять дивизий (в отделе ходила шутка, что из-за подсчета этих овец даже поспать времени не остается), и составил об этом доклад, куда включили расчеты, сколько станков и другого оборудования нужно для переработки овечьей шерсти.

По всей Японии не найти было такого количества овец, чтобы вести с Советами длительную войну на севере, да еще в условиях экономических санкций или фактической блокады страны. Поэтому, говорилось в докладе, совершенно необходимо наладить в Маньчжурии и Монголии стабильное снабжение шерстью (а заодно мехом кроликов и других животных) и обеспечить оборудование для переработки. В 1932 году, сразу после образования Маньчжоу-го, туда с инспекцией отправился дядя Нобору Ватая. Ему поставили задачу подсчитать, сколько времени займет организация таких поставок на территории Маньчжоу-го. Это было первое серьезное задание для молодого технократа, окончившего армейское военное училище по специальности «тыловое обеспечение». Взявшись за проблему утепления армии, он рассматривал ее как современную модель работы тыла и сделал исчерпывающий математический анализ.

В Мукдене Ёситака Ватая познакомился с Кандзи Исиварой[58], и они вдвоем пили всю ночь напролет. Исивара, исколесивший Китай вдоль и поперек, убедительно и горячо доказывал, что тотальная война с Советским Союзом неизбежна и ключ к победе лежит в укреплении тыла или, иначе говоря, в быстрой индустриализации созданного недавно Маньчжоу-го и в переводе местной экономики на самообеспечение. Чтобы организовать сельское хозяйство, животноводство, поднять их продуктивность, надо переселять в Маньчжоу-го японских крестьян. Не следует превращать Маньчжоу-го в еще одну колонию на манер Кореи и Тайваня, говорил он. Маньчжоу-го должно стать прообразом азиатского государства нового типа. В то же время Исивара целиком отдавал себе отчет в том, что в конечном счете Маньчжоу-го предстоит сыграть роль базы тыловой поддержки в войне против Советского Союза, а потом – и против Англии и Америки. Он считал, что в Азии только Япония способна воевать с Западом (у Исивары был даже специальный термин – «последняя война»), а другие страны обязаны ей помогать во имя собственного освобождения от гнета западных держав. Ни один офицер императорской армии не относился с таким интересом к вопросам тылового обеспечения и не обладал такой эрудицией, как Исивара. Большинство военных не воспринимали тыловую науку всерьез, считали ее «немужественной». Они считали, что солдат Императора должен отважно сражаться, не думая о себе, даже если он плохо одет, обут, вооружен. Настоящая воинская доблесть – в победе над сильным противником, который превосходит тебя числом и вооружением. Атаковать врага стремительно и преследовать, оставляя обоз далеко позади, – только так можно заслужить славу. Высококлассному технократу, каким был дядя Нобору Ватая, такая философия представлялась полной чепухой. Он считал, что начинать длительную войну без тыловой поддержки равносильно самоубийству. Сталинская пятилетка интенсивного экономического развития позволила Советскому Союзу резко усилить и модернизировать свою военную машину. Пять кровавых лет Первой мировой войны не оставили камня на камне от ценностей старого мира, механизированная война в корне изменила существовавшие в Европе представления о стратегии и роли тыла. Пожив в Берлине, где он два года проработал военным атташе, Ёситака Ватая очень хорошо это понял, однако у большей части японских военных отрезвление от победы в русско-японской войне еще не наступило.