позвольте, я скажу... Здоровье Елены Васильевны, а равно ее глубокоуважаемого супруга, отбывшего в Берлин.

Мышлаевский. Во! Угадал, Ларион. Лучше трудно.

Лариосик. Простите, Елена Васильевна. Я человек не военный.

Елена. Не обращайте на них внимания, Ларион. Вы душевный человек, хороший. Идите ко мне сюда.

Лариосик. Елена Васильевна... (Проливает рюмку.) Ах, боже мой... Красным вином.

Николка. Солью, солью...

Елена. Ничего, ничего.

Студзинский. Это ваш гетман...

Алексей. Минутку, господа. Что же в самом деле, в насмешку мы ему дались, что ли? Полгода он ломал эту чертову комедию с украинизацией, сам развел всю эту мразь с хвостами на головах, а когда эти хвосты кинулись на него самого... когда немцы начали вилять хвостами, так он, изволите ли видеть, бросился за помощью к русским офицерам. Чуть что — чуть где... конечно, русский офицер — выручай. Ладно-с, будем выручать. Нам не впервой. Дали полковнику Турбину дивизион. Скорей, скорей! Петлюра идет! Формируй, лети, ступай! Глянул я вчера на них, и в первый раз, даю вам слово чести, — дрогнуло мое сердце.

Мышлаевский. Алеша, командирчик ты мой. Артиллерийское у тебя сердце. Пью здоровье!

Алексей. Дрогнуло потому, что на сто человек юнкеров сто двадцать студентов, и держат они винтовку, как лопату. Я много видел, уверяю вас, а тут, знаете, на плацу... снег идет, туман вдали и померещилось мне, знаете, гроб.

Елена. Алеша, зачем ты говоришь такие мрачные вещи? Алеша, не смей!

Николка. Господин командир, не извольте расстраиваться. Мы не выдадим.

Шервинский. Елена, Лена...

Алексей. Вот я сижу среди вас... смотрю... и все одна неотвязная мысль... Думаю, что мне ваш Петлюра?.. Вижу я более грозные времена. Вижу я... Ну не удержим Петлюру. Он ненадолго придет, а вот за ним придет Троцкий. Из-за этого я и иду. На рожон — но пойдем, потому что, когда придется нам встретиться с Троцким, дело пойдет веселей. Или мы его закопаем, или, вернее, он нас.

Лариосик зарыдал.

Елена. Алеша! Лариосик — что с вами?

Николка. Ларион.

Лариосик (пьян). Я испугался.

Мышлаевский (пьян). Троцкого? Ах, Троцкого. Мы ему сейчас покажем. (Вынимает маузер.)

Елена. Виктор, что ты делаешь?

Мышлаевский. В комиссаров буду стрелять. (В зрительный зал.) Который из вас Троцкий?

Шервинский. Маузер заряжен.

Студзинский. Капитан, сядь сию минуту!

Елена. Господа, отнимите от него! (Офицеры отнимают.)

Алексей. Что ты, с ума сошел? Сядь сию минуту! Это я виноват.

Мышлаевский. Стало быть, я в компанию большевиков попал. Очень приятно. Здравствуйте, товарищи... Выпьем за здоровье Троцкого... Он симпатичный.

Елена. Виктор, не пей больше.

Мышлаевский. Молчи, комиссарша!

Шервинский. Боже, как нализался!

Алексей. Господа, это я виноват. Не слушайте того, что я сказал. Просто у меня расстроены нервы.

Студзинский. Господин полковник. Мы понимаем, и, поверьте, мы разделяем все, что вы сказали. Империю Российскую мы будем защищать всегда.

Николка. Да здравствует Россия!

Елена. Тише! Тише!

Шервинский. Господа, позвольте слово. Вы меня не поняли... Гетман так и сделает, как вы предлагаете. Когда нам удастся отбиться от Петлюры, союзники помогут нам разбить большевиков — гетман положит Украину к стопам Его Императорского Величества Государя Императора Николая Александровича.

Мышлаевский. Какого... Александровича?.. А говорит — я нализался!

Николка. Император убит.

Шервинский. Виноват. Известие о смерти Его Императорского Величества...

Мышлаевский. Несколько преувеличено...

Студзинский. Виктор, ты офицер!

Елена. Дайте же сказать ему.

Шервинский. Вымышлено большевиками. Вы знаете, что произошло во дворце императора Вильгельма, когда ему представилась свита гетмана. Император Вильгельм сказал: «а о дальнейшем с вами будет говорить»... портьера раздвинулась, и вышел наш государь.

Мышлаевский. Тьфу!

Шервинский. Он сказал: «Поезжайте, господа офицеры, на Украину и формируйте ваши части, когда же настанет время, я лично поведу вас в сердце России, в Москву». И прослезился.

Студзинский. Убит он.

Елена. Шервинский, это правда?

Шервинский. Елена Васильевна!

Алексей. Поручик, это легенда.

Николка. Все равно. Если даже Император мертв, да здравствует Император. Ура!

Студзинский, Шервинский, Мышлаевский, Лариосик. Ура!

Елена. Господа! Ради бога!

Николка. Гимн! (Поет.) Боже, царя храни!..

Мышлаевский, Лариосик, Николка, Студзинский, Шервинский поют.

Сильный, державный,

Царствуй на...

Алексей, Елена. Господа, что вы! Не нужно это.

Свет гаснет.

Картина 4-я

Появляется квартира Василисы. Василиса и Ванда в ужасе просыпаются на постели.

Василиса. Что ж это такое делается? Два часа ночи. Я жаловаться, наконец, буду. Я им от квартиры откажу.

Ванда. Это какие-то разбойники. Вася, постой, ты слышишь, что они поют?

Василиса. Боже мой! (Замерли. Из квартиры Турбиных глухое пение. «Царь православный... Боже, царя храни».) Нет, они душевнобольные! Ведь они нас под такую беду подвести могут, что не расхлебаешь потом. Все слышно, все! Слышно! (Глухой крик «Ура». Стихает.)

Ванда. Вася, завтра нужно с ними решительно поговорить.

Василиса. Какие-то бандиты, честное слово.

Свет гаснет.

Картина 5-я

Появляется квартира Турбиных. Лариосик спит, положив голову на стол.

Мышлаевский (плачет). Алешка, разве это народ? Ведь сукины дети. Профессиональный союз цареубийц... Петр Третий... Ну, что он им сделал?.. Что? Орут — войны не надо. Отлично... Он же прекратил войну. И кто? Собственный дворянин царя по морде бутылкой, хлоп! Где царь? Нет царя. Павла Петровича князь портсигаром по уху...

Елена. Господа, уложите его, ради бога.

Алексей. Эх, недоглядел я.

Мышлаевский. А этот... забыл, как его... с бакенбардами, симпатичный, дай, думает, мужикам приятное сделаю — освобожу их, чертей полосатых. Так его бомбой за это... Пороть их надо, негодяев. Алешка, ох, мне что-то плохо, братцы.

Елена. Ему плохо.

Николка. Капитану плохо.

Алексей. Черт возьми, недоглядел. Господа, поднимайте его. В ванну. (Студзинский, Николка и Алексей поднимают Мышлаевского и выносят.) Николка, нашатырный спирт приготовь.

Елена. Боже мой, боже мой... Я пойду, посмотрю, что с ним.

Шервинский (загородив дорогу). Не надо, Лена. Он придет в себя.

Елена. А Лариосик-то. Боже, и этот. Кошмар. Лариосик!

Шервинский. Что вы, что вы, не будите его. Он проспится, и все.

Елена. Я сама из-за вас напилась. Боже, ноги не ходят.

Шервинский. Сюда, сюда. Можно мне сесть рядом?

Елена. Садитесь... Чем все это кончится, Шервинский? А? Я видела дурной сон. Вообще, кругом, за последнее время все хуже и хуже.

Шервинский. Елена Васильевна — все будет благополучно. А снам не верьте. Какой вы сон видели?

Елена. Нет, нет... Мой сон вещий... Будто мы все ехали на корабле в Америку и сидим в трюме, и вот шторм. Ветер воет, холодно, холодно. Волны. А мы в трюме. Волны к нам плещут,