Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Четыре брака — это же настоящее торжество оптимизма над опытом, — сказал Корнелиус. — Вы девушка умная, тем более с такой профессией, так что должны знать: выходить замуж за писателя — последнее дело.
— Да, это я уже выяснила.
Во время обеда Корнелиус потянулся за «Джим Бим», но отодвинул бутылку, увидев, что я обратила на это внимание.
— Не ждите, что я моментально исправлюсь, но знаю, нужно завязывать.
— Вот как обстоит дело, Корнелиус. С последней версией все хорошо. И мы с Джеком будем продвигать продажи и маркетинг, чтобы раскрутить ваш роман по полной. А это означает большое внимание к вам со стороны СМИ: интервью в прессе, возможно, репортажи на телевидении и большой тур по стране. Если торговые представители отреагируют и продажи будут такими, как мы надеемся, если мы получим заметный интерес со стороны прессы, то вы можете оказаться в центре внимания в гораздо большей степени, чем раньше. И тут уж все целиком будет зависеть от вас. Если вы по-прежнему будете прикладываться к бутылке, как сейчас, если будете изображать из себя пожилого слабака, которому повезло накропать настоящий бестселлер и он не понимает, что ему с этим делать, то этот роман не станет воскресением, на которое вы так уповаете.
Слушая себя и вздрагивая при мысли, что говорю слишком авторитарно, жестко и прямолинейно, я пыталась понять — неужели все то, что случилось со мной за последние пять лет, сделало меня такой? Откуда эта новая способность брать на себя ответственность — говорить людям вещи, которые им неприятно слышать, ради того, чтобы добиться желаемого результата, — не знак ли это того, что внутренне я незаметно переменилась?
Накануне моего отъезда в Сиракузы Джек позвал меня в свой офис и настоял, чтобы мы выпили. Наливая мне бомбейского джина со льдом, он сказал, что, хотя сейчас октябрь и лето уже закончилось, «стаканчик джина с тоником напоминает мне тот пляж, всего в пятидесяти милях от Манхэттена, а чувство такое, будто ты на Бали или где-нибудь в Австралии. Это заставило меня задуматься: я же почти нигде не был. Может, мне и правда стоит посмотреть мир, пока еще могу… Да нет, я понимаю, сейчас это невозможно по целому ряду причин. Мне нужно вам признаться, Элис, здесь, среди живых, мне осталось быть совсем немного».
Я хотела сказать что-то обнадеживающее, но промолчала.
Джек обратил внимание на заминку и кивнул мне с лукавой проницательностью:
— А вы учитесь, Бернс, вы учитесь. И неплохо справляетесь.
Рассказывать остальным сотрудникам о своей болезни Джек по-прежнему отказывался. Когда Корнелиус пришел на ланч с торговыми представителями и заметил бросающуюся в глаза худобу Джека, он при первом удобном случае отвел меня в сторону:
— Почему же вы не сказали мне, что он серьезно болен?
— Я просто не смогла, Корнелиус. — И я опустила глаза.
Я вообще никому об этом не говорила. Даже Дункану. Который в этот момент был занят куда более радостными вещами — его новая книга произвела настоящий фурор. Превосходные обзоры, более чем приемлемые продажи, немедленный новый контракт с издательством «Сент-Мартинс» сразу на две новые книги. К тому же он продлил в издательстве «Эсквайр» свой контракт внештатного корреспондента и собирался отправиться в Северную Африку, чтобы за полгода проехать от Касабланки до Израиля.
Примерно в это же время мне на работу позвонил Питер и объявил, что вернулся в Бруклин. Он на пять месяцев сдавал свою квартиру в субаренду, а сам жил в пустующем коттедже друга на берегу озера в Западном Мэне. Питер вернулся в город еще более поджарым, чем раньше — привык пробегать по три мили в день, — с готовой рукописью под мышкой. Я слышала благодаря Джеку и Хоуи, что его редактор в «Литтл, Браун» счел мемуары моего радикального брата прекрасно написанными, но бесперспективными в плане продаж в эпоху Рейгана, когда многие, даже самые убежденные, демократы меняли курс, отходя от идеализма шестидесятых. Тем не менее Питер свой контракт выполнил и вовремя представил свою вторую книгу (мне он ее прочитать не дал). После его возвращения прошло уже несколько недель, но, не считая того короткого разговора, когда он позвонил мне в офис, мы практически не общались — брат вежливо уклонялся от моих предложений вместе пообедать или поздно вечером послушать где-нибудь джаз. Потом мы буквально столкнулись друг с другом на вечеринке, посвященной выходу книги Дункана. Из-за лохматых волос и еще более лохматой густой бороды Питер был похож на провинциала, внезапно выброшенного из глубинки на Манхэттен. Он обнял меня, однако держался скованно и был заметно чем-то озабочен. Питер отметил, что Дункан не пригласил всех этих элитных медиазубров, которые неизменно мелькали на многих подобных презентациях (к примеру, на его собственной). И вздохнул с облегчением, увидев, что Тоби и Саманта, которая только что родила мальчика, Чарльза, также отсутствовали.
— Молодец, Дункан, хорошо, что привлек к себе внимание, — сказал Питер. — Он этого заслуживает, как отличный стилист и как эссеист, а о его трудолюбии я уж и не говорю.
— Через год у тебя будут точно такая же вечеринка и презентация книги.
— Сильно сомневаюсь, что «Литтл, Браун» на такую раскошелятся.
— Говорят, что книга им очень нравится. А что «Виллидж Войс», ты планируешь снова начать писать для них?
— Вообще-то, они предложили вернуть мне мою колонку, так что на жизнь пока будет хватать. А мистер Уолл-стрит на днях снова подсунул мне немного денег… не подумай, что я его просил об этом.
— Ты встречался с Адамом, а со мной не стал?
— Мне нужна была ссуда, небольшое денежное вливание на короткий срок. Я же теперь снова плачу за квартиру, плюс ежемесячные выплаты по кредиту, который был вынужден взять в прошлом году, чтобы удержаться на плаву. А сумма, которую мне вручил брат Денежный Мешок, вместе с колонкой в «Виллидж Войс», почти целиком покроет мои долги. Теперь мне нужно только одно — тема для колоссальной книги, что-то такое, что в настоящий момент реально может прозвучать.
— Уверена, ты что-нибудь найдешь, Питер. И, может, даже найдешь время поужинать с сестрой.
— Ты слышала, что Ширли бросила папу?
Эта новость меня обескуражила.
— Я