— Боже мой! — воскликнула она. — Именно этого момента я давно ждала, ждала когда ты станешь самим собой, не играя роли других людей. Мне доставляет огромное удовольствие познакомиться теперь уже не с мексиканцем Мануэлем Родригесом и не с костариканцем Теодоро Кастро, а с настоящим советским гражданином Иосифом Ромуальдовичем Григулевичем. — И она поцеловала его.

— Да, я стал советским человеком, и возврата к прежнему образу жизни у нас не будет. Не придется мне притворяться и лицедействовать, внушая своему окружению, что я не тот, кто есть на самом деле.

— Вот ты несколько секунд назад говорил, что нам надо переждать какое-то время, а на слове «потом» запнулся… Так что же все-таки будет потом?

Иосиф задумался.

— Потом я имел в виду открывать приемлемые для нас новые ориентиры в нашей жизни. Желание бороться за место под солнцем у меня осталось. Ты только не упрекай, что я зря настоял на нашем возвращении в Советский Союз.

— Я не скажу об этом больше ни слова и буду помогать тебе, чем могу и что будет в моих силах. А ты, чтобы уйти поскорее от прошлого и растопить душу от обиды на советскую разведку, почаще обращайся к семейным фотографиям, которые ты привез недавно от своих родственников из Литвы…

Произнесенные ласковым тоном слова обрадовали Иосифа, и, обняв Лауру за плечи, он сказал:

— Я надеюсь, что это будет наше последнее испытание, которое уготовано нам самим Богом…

— У тебя определенно оптимистический взгляд на все.

— А разве это так уж плохо?

Лаура перекрестилась и тихо зашептала, обращаясь к Богу:

— О, великий милосердный! Дай нам сил выдержать все испытания.

— Чтобы легче их выдержать, — заметил Иосиф, — необходимо иметь как можно больше друзей. Сейчас мы оказались в замкнутом пространстве, сидим, как на дне колодца, и видим только небо. Без друзей в Москве нам будет нелегко…

— Ну так в чем же дело? Пожалуйста, заводи их! Не мне же, не знающей русского языка, этим заниматься?!

— В таком случае прошу тебя, Лаура, днем, когда спит Надя, помочь мне разобраться с книгами, которые мы привезли из Италии. Надо срочно каталогизировать их. Они потребуются мне как вспомогательный материал при подготовке статей для московских газет и журналов. На первых порах я могу на этом неплохо подзаработать. А со временем обязательно возьмусь за написание большой книги о Латинской Америке. На что-то другое я пока не способен.

— Но ты же не раз говорил в Риме, что стал большим профессионалом в коммерческих делах. Так почему бы не попробовать себя на этом поприще и здесь, в Москве?.. Или, например, на хорошо знакомой тебе дипломатической службе?

Иосиф нежно улыбнулся.

— К сожалению, дорогая Лаура, мой профессионализм по прежним направлениям работы не может быть востребован в этой стране. Бизнес и коммерция в социалистическом обществе запрещены. А на дипломатическую службу дорога мне тоже закрыта: у меня нет высшего образования. Это во-первых. А во-вторых, на основании подписки о неразглашении гостайны мне нельзя встречаться с иностранцами в течение первых пяти лет. Так что прошу тебя помочь мне в каталогизации наших книг.

— Хорошо, я займусь этим…

* * *

…Пока Лаура разбиралась с книжным фондом, Иосиф занялся подготовкой статей о странах Латинской Америки. В редакциях газет и журналов его как автора тогда не знали, тем не менее всюду принимали с почтением и выслушивали с большим вниманием, потому что он привлекал своим респектабельным видом и непохожестью на советских людей. Григулевич был действительно импозантным мужчиной с чеканным профилем римского сенатора и щеточкой густых седеющих креоловских усов, в прохладное время — всегда в отутюженном модном костюме с носовым платочком в нагрудном кармашке и до блеска начищенных туфлях. Он вызывал уважение не только внешним видом, но и своими манерами, умением завести разговор и поддержать беседу на любую тему, показать при этом широкую эрудицию и энциклопедические знания, что ценилось в журналистской среде превыше всего. Да и статьи он писал острые и интересные: о Ватикане, о Сикейросе и Кодовильи, о Сантьяго Каррильо и Панчо Вильи, о Долорес Ибаррури и Мате Залке…

Воспоминания о своем боевом прошлом в Испании и разведывательной деятельности в странах Европы и Латинской Америки питали Григулевича различными идеями, они давали ему творческий импульс и силы. После нескольких публицистических выступлений в печати Иосиф приступил к подготовке первой книги о Ватикане. Предпочитая в творческом процессе полную тишину и уединение, он писал ее по ночам и ранними утрами.

Мысль стать писателем родилась у него еще в Италии. Теперь же, когда он оказался не у дел в стране, где писатели и художники пользовались огромным уважением, что было в советской традиции, Иосиф загорелся этим еще больше.

А чтобы «гусей» с Лубянки не дразнить, он стал подписывать свои статьи и книги псевдонимом «И. Лаврецкий». Его публикации, по содержанию которых было нетрудно догадаться, что автор является хорошим знатоком Латинской Америки и Ватикана, вызывали огромный интерес не только у рядовых читателей, но и у специалистов научных учреждений и даже партийных функционеров.

Так он снова обрел почву под ногами — мог спокойно работать и отдыхать — одним словом, жизнь его начинала приобретать упорядоченный характер. Однажды при выходе из метро «Кузнецкий мост» Григ — так стали в глаза и за глаза называть Иосифа Ромуальдовича в творческой среде московской интеллигенции — случайно столкнулся с бывшим резидентом в Риме Николаем Михайловичем Горшковым, при котором он начинал работать в Италии. Естественно, оба обрадовались друг другу, разговорились: «как жизнь? как дела?», а когда Горшков спросил: «чем занимаешься сейчас?», Иосиф с присущим ему юмором и сарказмом ответил:

— Бомжую, Николай Михайлович, бомжую. Я оказался тем человеком, который хоть и от своих отстал, но и к чужим еще не пристал. А вы где трудитесь сейчас? В Союзе или «в поле»?

— «В поле». Резидентом в Швейцарии. Приехал вот по вызову Центра. А тебя я никак не думал встретить здесь, в Союзе. Я полагал, что ты подался «к своим» в Коста-Рику или уже перебрался на нелегальное положение к американцам, — с юмором ответил Горшков.

Григулевич понял юмор и ответил ему тем же:

— Признаться, «свои» в Коста-Рике меня уважали больше, чем в стране, ради которой мы отдали все свои силы, знания и лучшие годы жизни. После отчета о загранкомандировке нам показали фигу с маслом. До сих пор вот не можем понять, почему нас отшили от разведки. Может быть вы, Николай Михайлович, знаете причину отстранения нас от службы в ПГУ?

— Э, нет, Иосиф! Если бы и знал, все равно не сказал бы.

— Почему?

— Потому что не хочу, чтобы и меня отстранили от службы в ПГУ. Так что не провоцируй меня. Скажи лучше, где ты работаешь сейчас?

Григ начал нервно поглаживать усы.

— Да нигде я не работаю! Зарабатываю деньги в редакциях газет и журналов, а по ночам пишу книгу о Ватикане.