– Значит, огонь Скал вот-вот погаснет, – зачем-то пробормотал Жермон Ариго, – а огня Ветра еще ждать и ждать.

Дорога вела на восток, навстречу вечерним звездам, впереди лошадей по красному снегу бежали черные, похожие на собак тени. Последний день осени умирал красиво. Завтра будет такой же снег, такое же небо, такой же ветер. Деревья, птицы, звери ничего не заметят, и только для людей начнется что-то новое...

– Дорогой Герман, – лицо Ойгена было сразу задумчивым и сосредоточенным, – я подумал, что было бы правильно, если б мы с тобой в Великий Излом исполнили один очень старый обычай. Если, конечно, это не оскорбит тебя как олларианца.

– Еще чего, – возмутился Жермон, – я готов исполнить все, но пиво ваше пить не стану.

3

Вершина Хексберг заросла причудливым растеньицем, похожим и не похожим на поседевший вереск. Пряный запах мешался с запахом дыма шестнадцати костров. Багровые отблески превращали гранит в красную яшму, заливали седую траву то ли кровью, то ли вином, карабкались на изогнутую мертвую сосну. Луиджи не выдержал, тронул рукой выбеленный веками ствол.

– Ну как? – осведомился Вальдес. – Очень страшно?

– Как она уцелела на здешних ветрах? – Джильди еще раз погладил похожую на кость древесину. – Давно она умерла?

– До того, как родился Хексберг. Поможешь? – Ротгер вытащил из-за пазухи что-то завернутое в белый шелк.

– Конечно, – заверил Луиджи. – Что делать?

– Гостинчик повесить. – Кэналлиец ловко развернул сверток, внутри оказалось ожерелье, за которое было не жаль и пяти сотен. – Подружки любят жемчуг.

– Давай. – Взобраться по узловатым ветвям было проще простого. Джильди пристроил «гостинчик» на изогнувшейся лебединой шеей ветке. Освещенные пламенем камни сверху казались спящими вепрями, а мир съежился до закатной поляны, за пределами которой правила свой бал тьма. Ночной ветер тронул лицо, нежным звоном откликнулись дальние колокольчики, пискнула, пробуя голос, скрипка. Капитаны, смеясь и переговариваясь, выстраивались для танца. Как похоже на Андии и как не похоже!

– Луиджи! – Джузеппе Рангони стоял рядом с Альмейдой и Салиной. – Сколько можно на дереве висеть? Слезай!

И в самом деле, что он здесь забыл? Фельпец зачем-то погладил белую ветку и спрыгнул вниз. Что-то звякнуло. Чья-то шпага? Цепь? Браслет? Скрипка запела смелее, громче, к ней присоединились еще три или четыре. Человек в шапочке с фазаньим пером ударил по цимбалам, летним жаворонком зазвенела свирель.

– Эномбрэдастрапэ! – Альмейда с легкостью ухватил бочонок, чем-то плеснул в костер и отскочил. Синее пламя кошкой прыгнуло к отпрянувшей луне, адмирал ухватил за плечо фок Таннера и понесся меж шестнадцати огней навстречу Излому.

Танец диковинным родником струился среди валунов, то разрастаясь в бурную реку, то растекаясь четырьмя потоками. Луиджи тонул в древней пляске, если б не Рангони и Вальдес, он бы захлебнулся в темных, вскипавших звездами волнах.

Пламя костров стало белым и холодным, наверное, в него что-то бросили. Морисскую соль? Ветви мертвой сосны расцвели синими огнями, такие спускаются на мачты избранных кораблей, предвещая то ли гибель, то ли победу. Флейты и скрипки продолжали свою песню, но сквозь их голоса рвалась странная мелодия, чужая и при этом знакомая.

Ветер и звезды, ветер и звезды,

Ветер и звезды, звездная мгла...

Багровые земные огни, лунный свет, блеск шестнадцати созвездий, настигших друг друга на краю Эпох... Луиджи не знал чему верить – глазам или разуму, но Звездная Охота неслась по спятившему небу, объединяя полдень с полуночью и минувшее с грядущим, а внизу земным отражением вечности скользила среди костров полуночная пляска.

Капитаны Хексберг то замыкали круги, то разрывали, образуя живые цепи, то сплетавшиеся влюбленными змеями, то отталкивавшиеся друг от друга, как вода и масло. Перед глазами Луиджи проносились людские лица – знакомые и чужие, давно позабытые и недавно оплаканные, близкие и далекие.

Ветер и звезды, ветер и звезды,

Ветер и звезды, звездная мгла....

Стройный темноволосый человек в синем и черном мчался между Бреве и хохочущим Альмейдой. Луиджи прекрасно знал, что это Салина, и все-таки... Фельпец резко отвернулся и столкнулся взглядом со стариком, тем самым, что принес известия от контрабандистов. Капитан-командор Фальце, вот кто это был, Вальдес говорил, что деду исполнилось сто восемь, а он пляшет, и как пляшет...

Ветер над кромкой льда, ветер над кромкой льда.

Ветер над кромкой льда, звездная мгла.

Звезды и ветер, только звезды и ветер! Муцио Скварца обнимал за плечи двоих марикьяре и смеялся, но сквозь белую повязку сочилась кровь. Луиджи крикнул, но его не услышали, и капитан позабыл о друге, подхваченный заполонившим уши и душу напевом. Ноги неслись, едва касаясь горькой травы, руки лежали на чужих плечах, мчались над головой звездные кони, рвались с серебряных сворок гончие, яростно кричали ловчие птицы.

Ветер и песня скал, ветер и песня скал,

Ветер и песня скал, сердце зимы.

Тоненькая смеющаяся девушка летит между двух высоких моряков, и один из них – Муцио. Напротив смеется, дразня огненными шелками, Франческа. Они нашли друг друга, они встретились!

Ветер и звезды, ветер и звезды.

Ветер и звезды, полуночный смех.

Ветер и звезды, ветер и звезды.

Ветер и песня скал, сердце зимы.

Цепь лопнула, распалась на пары, Муцио прижал к себе жену, целуя ее на глазах людей и звезд. Франческа никогда не отбрасывала вуаль, не плясала на краю обрыва, не хохотала, дразня вечность красотой летящей звезды.

Ветер над смертью скал, ветер над смертью скал.

Ветер над смертью скал, полуночный смех.

Влюбленные ничего не стыдились и ничего не скрывали, хороводы продолжали носиться меж бьющих крыльями огней и упавших на седой вереск, позабывших обо всем пар.

Ветер и звезды, ветер и звезды,

Ветер и звезды зимы, только

Ветер и звезды, ветер и звезды,

Ветер и звезды, и мы.

Из слепящего тумана выступила маленькая фигурка. Поликсена! Растрепанные волосы, оленьи глаза, шалая улыбка. Нет, это не она, это вернулся фельпский кошмар!

– Не бойся, – дальний смех, звон колокольчиков, белое перо снежинкой падает в ладонь и тает, – тебе нечего бояться. Я не она, она не я... Ты меня искал. Ты меня нашел!

– Нет!

Пусть это девушка, а не оборотень, но она не Поликсена. Поликсена не была такой легкой, такой неистовой, такой доступной.

– Танцуй, – черные кудри взметнулись крыльями, – танцуй и не думай... Ты звал ее, она пришла. Почему ты ее гонишь? Ты ее больше не зовешь? Ты не зовешь ее, позови другую. Она придет... Позови другого, и он будет... Здесь будет, с тобой будет. Все придут... Зови, только зови!