размышлений о собственной неполноценности. Видимость крушения старого мира и традиционалистских режимов с устоявшимися механизмами управления придавала этим «врагам» характер вселенского зла.

Для Италии, «побежденной среди победителей», получившей от своего вступления в войну на стороне Антанты слишком мало по сравнению с ожиданиями, опасность социального взрыва и рост влияния левых стали в неспокойной обстановке первых послевоенных лет повседневной реальностью. Либеральное государство показало себя хронически неспособным решить накопившиеся еще ко времени объединения страны проблемы диспропорций в экономике, разницы в развитии между Севером и Югом, отношений с Ватиканом, низкого уровня жизни большинства населения, коррупции и засилья мафиозных структур. Более того, практически единственной политической силой в стране, имевшей хотя бы четкую структуру и программу, были социалисты, в рядах которых начинал свою карьеру и будущий вождь фашистов Б. Муссолини.

Первые послевоенные годы остались в исторической памяти итальянцев как «красное двухлетие», вслед за которым к власти пришли фашисты. После утраты в начале 1919 г. либералами парламентского большинства страну сотрясало невиданное по масштабам стачечное движение с мощным зарядом леворадикальных требований, вплоть до рабочего контроля над производством, а правительствам приходилось идти на серьезные уступки в социальной сфере. Введение 8-часового рабочего дня выглядело, может быть, сравнительно безобидным мероприятием на фоне вынужденного признания парламентом части самовольных захватов земель крестьянами Юга. В руководстве Итальянской социалистической партии (ИСП) серьезные позиции удерживали сторонники программы–максимум, приветствовавшие диктатуру большевиков в России, также сильны были всякого рода сектанты, тяготевшие к террористическим методам времен краснорубашечников Гарибальди. В январе 1921 г. левые радикалы окончательно раскололи ИСП, образовав Коммунистическую партию Италии (КПИ), однако «красное двухлетие» к тому времени уже было близко к завершению. Захваты предприятий и земли не нашли поддержки большинства общества, а опытный сторонник либерального реформизма Дж. Джолитти, с июля 1920 г. возглавивший очередное правительство, ценой обещания ввести рабочий контроль сумел заставить руководство рабочего движения отказаться от леворадикальных форм действия.

Альтернатива наступлению левых уже организовалась к тому времени в сплоченные «Фашио ди комбаттименто» («Боевые союзы», март 1919). В их программе каждый простой итальянец мог найти требования, отвечающие своим интересам: всеобщее избирательное право без ограничений, гарантированные гражданские свободы, созыв Учредительного собрания, отмена любых привилегий, роспуск сената и полиции, всеобщее разоружение в мире, введение прогрессивного налогообложения, участие рабочих в управлении, раздача крестьянам земли помещиков, доступное всеобщее образование, секуляризация церковного имущества, конфискация военных прибылей.

57% рядовых участников фашистского движения составляли бывшие фронтовики, 13% — студенты. Их дуче (вождь) Муссолини так определил профиль нового движения: «Мы позволяем себе роскошь быть аристократами и демократами, консерваторами и прогрессистами, реакционерами и революционерами, сторонниками легальности и нелегальщины в зависимости от обстоятельств времени, места и окружающей среды». Апология беспринципности на деле только внешне выглядела таковой, поскольку Муссолини был настроен на создание сильного государства, пробуждение «молодого духа нации», величие Италии, имперские амбиции, и во всем этом не было места левым экспериментам, которыми он сам еще недавно увлекался.

Его удар был направлен против прямых соперников — социалистов, показавших себя реальной угрозой существующему порядку и государству. Вместо продолжения политики реформ Джолитти правящие круги Италии, напуганные социалистическими идеями, уставшие от бессилия, все более склонялись к мысли допустить фашистов к пробе властью, реализовать их в качестве противоядия от революционных потрясений. Джолитти с удивительной наивностью какое–то время вообще полагал, что социалисты и фашисты смогут уравновесить влияние друг друга на политическом поле и показать ценность умеренного либерализма как гаранта спокойствия.

Ни одна из политических сил в Италии не ощутила необходимости противостоять наступлению фашизма, большинство было дезориентировано его «народным характером» и патриотическими идеями. Либералы создавали с фашистами избирательные блоки против социалистов и католиков, социалисты, воспринимавшие террористические выходки своих противников чуть ли не как массовый психоз, избрали совершенно проигрышную в этой ситуации тактику не отвечать насилием на насилие, а в августе 1921 г. успели даже заключить с фашистами «пакт умиротворения», фиксировавший взаимный отказ от враждебности. Коммунисты видели в фашистах одно из многочисленных проявлений грядущего краха либерального государства, который они сами приветствовали всеми средствами, поэтому приход к власти фашистов должен был означать лишь ускорение этого процесса…

«Чего мы добиваемся? — писал Муссолини в марте 1921 г. — Говорим об этом без ложной скромности: управления нацией». Именно этой цели недоставало всем его противникам, управляемой нации не было в Италии за все время существования единого государства. В мае Муссолини был избран депутатом парламента. Весной 1922 г. фашисты открыто вступили в борьбу за власть на местах и в стране в целом, причем дуче не отвергал ни парламентского пути, ни варианта государственного переворота. В сентябре он объявил о намерении предпринять «поход на Рим», но что подразумевалось под этим, уточнять не стал. В конечном счете было решено, что захватившие ключевые позиции в провинциях фашисты должны будут войти в столицу тремя колоннами с разных сторон и предъявить ультиматум о смене власти. Сам дуче превентивно потребовал предоставить фашистам важнейшие посты в правительстве. 29 октября король Виктор–Эммануил дрогнул и пригласил его в Рим для переговоров, Муссолини ответил, что приедет только в статусе премьер–министра, — и 30 октября 1922 г. триумфатором появился в столице. «Революция в спальном вагоне» была выиграна легитимно и практически бескровно, и, несмотря на коалиционный состав правительства, теперь ничто не должно было помешать достижению «великого будущего» для Италии.

На пример итальянского фашизма ориентировался не только германский национал–социализм, но и военно–авторитарные режимы, установившиеся в странах Пиренейского полуострова. Примо де Ривера, пришедший к власти в Испании в 1923 г., проводил политику бонапартизма, лавируя между антиклерикальными требованиями трудящихся масс и традиционным авторитетом церкви, а также между королем и армией. Однако репрессии только умножали ряды противников Риверы в разных слоях общества. Наиболее ярким примером его провальной внутренней политики стала борьба с автономистским движением в Каталонии. Несмотря на растущее проникновение в Испанию иностранного капитала, она оставалась аграрной страной, подавляющее большинство крестьян страдало от безземелья, на кабальных условиях арендуя сельскохозяйственные угодья у крупных латифундистов. Так и не добившись заметной стабилизации ситуации в Испании, в начале 1930 г. Примо де Ривера объявил о своей отставке. Вскоре в стране началась буржуазно–демократическая революция, в 1936 г. переросшая в гражданскую войну.

Португалия накануне Первой мировой войны являлась одной из немногих республик на континенте, это было главным завоеванием демократической революции 1910 г. Однако новая форма правления не принесла стабильности — за пятнадцать последующих лет в Португалии сменилось более сорока правительств, которые так и не смогли приблизить страну к уровню промышленного развития передовых государств Европы. Настроения недовольства зрели в офицерском корпусе, в 1926 г. реакционно настроенные офицеры совершили военный переворот.