– Все как до войны, – поделился он со своим напарником по связке.

Второй солдат вдыхал сладковатый запах горного лишайника.

– Да, – согласился он. – Подумай, как хорошо, когда час проходит за часом, а в тебя никто не стреляет, и так из года в год. Не жизнь, а мечта.

– И никто этого не ценит, – сообщил Алессандро окружающей пустоте.

– Кроме нас, да и хрен с ними.

В двадцати пяти метрах над ними появилось радостное бородатое лицо. Тут же исчезло в наблюдательном пункте, а в следующее мгновение к ним полетели две веревки с петлями на концах. Ударились еще об один выступ на полпути вниз и медленно заскользили дальше. Вскоре зависли перед лицом Алессандро.

– Счастливо оставаться, – попрощался с ним второй солдат. – Он объяснит тебе, что от тебя потребуется.

– А что он собирается делать? – спросил Алессандро, глядя на две покачивающиеся петли. – Повесить нас?

– Затащит тебя наверх.

– Без страховки?

– Он свое дело знает. Я бы не волновался.

Алессандро отцепился от крюка, встал на уступе, который теперь, в тысячах метров от дна долины, показался узковатым. Вставил ноги в петли, взялся за веревки. Когда наблюдатель это увидел, исчез вновь, и в то же мгновение Алессандро почувствовал, как веревка с его левой ногой поднимается. Он продолжил движение, сгибая колено, и уперся ногой в стену. Наблюдатель закрепил левую веревку и подтянул правую. Так подъем продолжался шаг за шагом. В мирное время Алессандро страховала бы веревка, завязанная на талии. Теперь пришлось обойтись без нее.

Если бы он сейчас сорвался с веревок, то по пути обязательно ударился бы о какой-нибудь выступ и, отброшенный от каменной стены, полетел бы на снежный бугор, но возможно, приземлился бы недостаточно далеко от стены, чтобы заскользить вниз. С другой стороны, место приземления значения не имело: исхода это не изменило бы, даже если бы он без помех долетел до дна долины. Алессандро подумал, что в таком разреженном воздухе человек не услышит свиста собственного падения и не почувствует ветра.

В тот самый момент, когда он положил руки на каменный бруствер, через который перекинули веревки, наблюдатель затараторил:

– Ты новенький. Я тебя не знаю. Откуда ты взялся?

– Новенький, – признал Алессандро, все еще стоя на петлях. – Можно войти?

– Как там внизу? Я не говорил с ними уже пять дней, с тех пор как сели батареи.

– Не возражаешь? – Алессандро подтянулся на руках, напрягая пресс, чтобы забраться в наблюдательный пункт.

– Давай помогу.

И помог так активно, что оба повалились на груду веревок, крюков и пустых рюкзаков. Оглядев вырубленную в скале пещеру, Алессандро сразу спросил, придется ли ему спать в одеялах, которыми наблюдатель пользовался в последний месяц.

– Есть для тебя новые одеяла, а еще кое-какие сюрпризы. Не так здесь и плохо, если не тяготит одиночество. У нас теперь семь книг, и наверняка прислали еще одну. Если война продлится еще пять лет, сюда доставят шестьдесят пять, и это будет самая высокогорная библиотека мира.

– А как же Потала? – возразил Алессандро.

– Это еще кто?

– Знаменитый монастырь в Тибете.

– Да пошел он.

Потом Алессандро с наблюдателем принялись затаскивать грузы. Пока их поднимали на веревках, наблюдатель тараторил как пулемет, объясняя задания, выполнять которые предстояло Алессандро, и маленькие хитрости, без овладения которыми на наблюдательном пункте не обойтись. Когда весь груз доставили по назначению, наблюдатель устроил Алессандро экскурсию по наблюдательному посту, продемонстрировал, как открывать амбразуры, менять аккумуляторные батареи, записывать координаты. Показал, как наводить большую подзорную трубу, соединенную цепью с пластиной на потолке (чтобы трубу случайно не уронить вниз), на австрийские позиции, рассказал, где и что тут находится: в этом, проведя месяц на наблюдательном пункте, он разбирался как никто. Рассказал про опасности, грозящие наблюдателю, и средства защиты, имеющиеся в его распоряжении. Особое внимание уделил телефонному аппарату, который стоял на столе в центре пещеры. Провода уходили вверх, к деревянному брусу на потолке, словно в какой-то римской конторе, а не в пещере, вырубленной в камне у самой вершины горного пика на высоте нескольких тысяч метров.

Сотни катушек телефонного провода подняли под самое небо, соединили между собой, армировали, а потом спустили вниз с другой стороны вершины. Линия связи по вертикальной стене подходила чуть ли не к самому леднику, но огибала его по снежным полям, потому что трещины на леднике могли ее порвать. Замаскированная под снегом, она тянулась до самого штаба. В дневное время от наблюдателя ожидали донесений каждые два часа. Ночью Алессандро иной раз могли будить удары молотком по крюкам, которые вбивали в скалу далеко внизу.

После того как наблюдатель отбыл, Алессандро остался один в чудо-пещере, которую обустраивали в скале три сотни альпийских стрелков и строителей. Ради нее пятнадцать человек погибли под лавиной, а еще двое сорвались со стены.

* * *

Они вырубили пещеру глубиной семь, высотой два и шириной четыре метра. Она уходила в глубь горы – с идеально ровными и сухими гранитными стенами, полом и потолком. Два канала шли через гранит еще на десять метров вверх, под углом к потолку. На выходе их прикрывали водонепроницаемые колпаки. И хотя каналы были узкими, дым от ламп и печи для готовки быстро уходил через них, а спирали, которыми он поднимался, напомнили Алессандро цирковых акробатов, работавших в шатрах, освещенных свечами: бедные цыганские цирки в прибрежных сицилийских городках, где представления проходили под шум прибоя; прибалтийские цирки, где всегда было светло и тепло, даже если сизые тучи вовсю поливали их дождем; римские цирки с ярко раскрашенными тентами, сверкающими огнями, нарядными циркачами, полностью соответствующими красивому городу.

Одна стена пустовала, отчего пещера казалась больше. На ней начертили решетку, и каждый наблюдатель заполнял одну строку от стены до стены: имя, фамилия, даты пребывания и комментарий. «Боттаи, Рудольфо: «Я был первым. Отправьте мне почтовую открытку, поделитесь впечатлениями». «Лабреро, Ансельмо: «Любую женщину встречу с распростертыми объятиями, даже с бородавкой на носу». «Чечени, Микеле: «Я предупредил об австрийском наступлении пятого». «Аньело, Джузеппе: «Я убил несколько врагов, пытавшихся захватить этот пост. Ранен в плечо». «Гостанза, Бенито: «Почему не говорить с самим собой? Я говорю постоянно».

Алессандро тут же написал свои имя и фамилию, даты пребывания и комментарий, потому что не хотел целый месяц пытаться втиснуть мудрость веков в одну строку. Получилось следующее: «Теперь я в большей безопасности, чем любой человек в Италии. Мне не терпится отправиться в полет». Пусть гадают, что это значит, подумал он, хотя, наверное, большинство решит, что он мечтал стать летчиком. А может, и нет… особенно после того, как проведут месяц, глядя на облака и птиц, улетающих от войны в такие края, где животные никогда не слышали орудийного выстрела.