И тут я увидела нашего сына, хотя сначала его не узнала. Неожиданно в коридоре появилась маленькая фигурка, которая бежала впереди меня, потом свернула за угол и пропала. Когда перед глазами у меня немного прояснилось, фигурка оказалась так далеко впереди, что хотя я понимала, что это ребенок, полной уверенности у меня не было.

Так как я больше никого не видела и продолжала искать то, о чем никак не могла вспомнить, я поспешила за маленькой фигуркой и следовала за ней сначала по одному коридору, потом по другому, через пустой тронный зал, пока мы не оказались во внутреннем дворе. Я вошла в лабиринт, который перестал существовать, когда пала Башня Зеленого Ангела, но в моем сне лабиринт и упавшая башня были на своих местах, а обломки башни разбросаны по лабиринту, во многих местах перекрывая проход.

Наконец я добралась до центра лабиринта, и там, на скамейке, сидел Джон Джошуа – помнишь ту скамейку? Кажется, я закричала от радости, но когда он меня увидел, у него на лице появился страх, он вскочил и бросился прочь.

Это разбило мне сердце, ведь мой сын не захотел остаться со мной, но теперь, когда я знала, кого преследую, остановиться я уже не могла. Сон был жутко длинным, Саймон! Или так мне казалось, потому что пришлось следовать за Джоном через весь замок, как он иногда делал, когда мы хотели его одеть для важных государственных приемов. Теперь я жалею, что мы заставляли его в них участвовать. Как жестоко было тратить время его короткой жизни на чепуху.

Наконец, после утомительного преследования – если бы оно не происходило во сне – он привел меня обратно к развалинам Башни Зеленого Ангела, но они исчезли. Все выглядело как сейчас, в наше время, остался лишь разбитый Ангел, напоминание о прошлом. Но кто-то сбросил Ангела с постамента, и он лежал возле ямы в земле с неровными краями, словно ее поспешно выкопал дикий зверь. Джон Джошуа присел возле него и поманил меня к себе. Я подошла медленно и осторожно, опасаясь, что он снова убежит, но он меня ждал. Однако он не позволил мне обнять и поцеловать себя, от чего мое сердце заныло так сильно, что я и сейчас чувствую эту боль. Он лишь показал на яму, и его худощавое маленькое лицо стало настолько недовольным и тревожным, что я могла лишь выполнять его желания. Я опустилась на колени и заглянула в яму. Из нее, словно с большого расстояния, доносился странный шум, кричали люди, и я слышала громкие голоса зверей. Я решила, что это вход в Ад и села на землю от страха. Джон Джошуа снова исчез, и я осталась в саду одна.

В следующее мгновение я проснулась в своей постели, на борту «Илиссы». Рядом находилась моя готовая расплакаться горничная, которая пыталась меня разбудить, но у нее ничего не получалось. Сначала я задыхалась и не могла говорить, а моя ночная рубашка промокла от пота. Тритинги говорят, что плохие сны навязывает нам Тьма, стоя на коленях у нас на груди и пытаясь лишить дыхания. Я это почувствовала. Я думаю, что Джон Джошуа, если ко мне приходил его дух и это не фокус Врага, пытался нам сказать, что Тьма близко.

Мой добрый муж, быть может, ты думаешь, что стоило нам расстаться, как я поглупела, но я умоляю тебя вспомнить свои сны во время войны Короля Бурь, и высокое Дерево, и великое Колесо, и что из этого вышло. Я боюсь не только за тебя или себя, или даже за наших внуков, но за все королевство.

Вскоре я снова пришлю тебе весточку. Не исключено, что к моменту написания следующего письма я решу, что мои прошлые страхи были беспочвенными, но, пожалуйста, не забывай о них. И не отмахивайся, как от ерунды.

Я не буду знать покоя, пока мы снова не окажемся вместе, дорогой Саймон, и пока не соберется вся наша семья. Береги себя, муж мой. Именно в те моменты, когда мы расстаемся, я начинаю понимать, как нам повезло, что мы сумели найти друг друга, хотя против нас был весь мир.

Я напишу тебе снова в более благоприятный день – быть может, завтра, когда на моем небе не будет столько туч».

* * *

– Как себя чувствует королева, пусть бог дарует ей доброе здоровье?

– В порядке, если речь идет о теле, Пасеваллес, но она стала жертвой страшных снов. – Саймон сложил письмо и засунул его в кошель.

Он ощущал боль в животе, похожую на голод, но знал, что дело не в этом.

– Со всеми нами такое случается, ваше величество. Страна Снов иногда бывает страшным местом.

Король кивнул. И, хотя в последнее время сны его не посещали, он прекрасно знал, какие ужасы могут поджидать на Дороге Снов.

– В любом случае я сожалею, что заставил тебя ждать, лорд-канцлер. Ты выглядишь так, словно тебя тоже что-то тревожит.

Пасеваллес покачал головой:

– Я не встревожен, сир, но лишь стараюсь проявить осторожность. Мне сказали, что вы просили Тиамака и Энгаса, управляющего Северного альянса, поговорить с пленником.

– С кухонным слугой из Эрнистира, который ударил ножом Эолейра? Да. Энгас говорит на его языке. Между нами, меня тревожит, что он может оказаться не единственным безумцем.

– Ваше величество?

– Я рассказывал тебе о странном приеме, который оказал мне король Хью. И до Эолейра доходили весьма неприятные слухи.

– Конечно, ваше величество, я также нахожу их тревожными.

– Быть может, говорю я себе, Хью опасается влияния Эолейра – лорд-канцлер пользуется популярностью в Эрнистире.

Пасеваллес с тревогой посмотрел на короля:

– Вы считаете, что, возможно, Хью приказал убить Эолейра? Постараюсь быть честным, сир, – напавший на него маленький безумец кажется слишком неуклюжим инструментом для выполнения столь серьезной задачи.

– Я знаю, знаю. Но наступили сложные времена, и я верю суждениям Тиамака.

– Как и я, – сказал Пасеваллес. – Но как вы относитесь к Энгасу? Вы ему доверяете?

Король посмотрел на него с удивлением и досадой.

– Что? Ты и его в чем-то подозреваешь?

Лорд-канцлер нахмурился:

– Я никого не подозреваю, ваше величество, я лишь соблюдаю осторожность. Полагаю, ничего другого вы от меня не ждете. Энгас прибыл из Эрнистира в тот день, когда произошло нападение на Эолейра.

– Однако слуги говорят, что преступник работал на кухне Хейхолта несколько лет.

– Конечно, сир. Я упомянул об этом лишь потому, что в такие времена ничего нельзя принимать на веру. Что вам известно об Энгасе?

Саймон уже с трудом сдерживал гнев.

– Клянусь Деревом, Пасеваллес, ты слишком подозрителен. Я люблю и знаю Тиамака не хуже, чем любого другого человека из моего близкого окружения, и он сказал мне, что Энгас заслуживает нашего доверия. Разве его слова не достаточно?

На менее важных встречах, чем совещание короля и его главного министра, едва заметное движение Пасеваллеса можно было бы назвать пожатием плеч.

– Конечно, ваше величество, – более чем достаточно. Но, как вы сами с королевой сказали мне после возвращения, сейчас все изменилось. Я лишь задаю вопросы, которых требует мое положение. Пожалуйста, простите меня.