речь, зовут Франка Тантардини. В Риме ее считают главной активисткой движения, ей предъявлены обвинения в убийстве, покушении на убийство, вооруженном восстании. Они завели на нее целую книгу. Наше посольство сообщает, что, по их данным, несколько самых высокопоставленных и уважаемых офицеров итальянской службы общественной безопасности уйдут в отставку, как только ее освободят. В дополнение к этому Итальянская Коммунистическая Партия выпустила заявление, в котором ставит условием правительству, чтобы оно не заключало никаких сделок с террористами.

Министр смотрел через комнату на помрачневшее лицо бизнесмена.

— Это не в наших силах, Дэвид. Британское правительство не может себе позволить вмешиваться. Я очень сожалею.

Сэр Дэвид Адамс поднялся со стула. Он был чуть более шести футов ростом, — величественный и красивый мужчина, не привыкший к поражениям.

— Так вы не забудете про венок, министр?

И он вышел, оставив свой стакан недопитым на маленьком столике рядом со своим стулом.

* * *

Майкл Чарлзворт из своего офиса и Арчи Карпентер из комнаты отеля разговаривали по телефону. Эти двое людей, столь отличавшиеся по происхождению, принадлежавшие к разным социальным группам, кажется, предпочитали разговаривать друг с другом потому, что их сближало чувство беспомощности. Оба были лишены возможности что-либо предпринять. Они могли только слушать радио, что Чарлзворт и делал, просматривать газеты, а также разглядывать фотографии Баттистини, появившиеся во всех дневных изданиях, что делал Карпентер.

— Не следовало ли тебе быть у Виолетты Харрисон? — спросил Чарлзворт.

— Я звонил ей сегодня утром, сказал, что перезвоню позже, и она попросила не беспокоить ее…

— Слава Богу, в мои обязанности не входит держать ее за руку.

— В мои тоже, — огрызнулся Карпентер.

— Может быть. — Чарлзворт оставил эту тему, не высказав свою мысль. Он ощущал отчаяние человека, который был послан сюда, чтобы принимать решения, двигать горы и чувствовал, что терпит поражение.

— Приходи-ка лучше сегодня вечером ужинать с нами.

— С удовольствием.

Чарлзворт вернулся к своему радио, задумчиво переключая три программы трех служб РАИ. Они свидетельствовали о деятельности, спешке и усилиях, но в них не было ничего существенного.

* * *

На поиски места, которое бы удовлетворяло Джанкарло, ушло полных тридцать минут. Он гнал Харрисона в чашу леса, используя его, как плуг, чтобы расчищать путь между молодыми деревцами, хлеставшими наподобие кнута, бившими по глазам, и по рукам. Наконец они остановились у гигантского сваленного дуба, образовавшего большую прогалину, и что-то вроде отверстия в земле между его поднятыми вверх корнями. Неглубокую яму можно было найти только, если споткнуться о самый ее край.

Джанкарло методично повторил упражнение, которое он уже проделывал рано утром. Он связал гибким шнуром лодыжки Харрисона, потом — запястья рук за спиной. Оставшийся шнур он использовал, чтобы сделать петлю вокруг самых крепких корней, нависших над землей наподобие крыши. Если бы Харрисон лежал спокойно, он мог бы отдыхать на боку, при этом ощущая даже некоторый комфорт. Если бы ему вздумалось двинуться или он попытался освободиться от своих пут, тонкий и крепкий шнур впился бы в его тело. Джанкарло специально завязал такие узлы, чтобы наградой за попытку двинуться была острая боль. Единственным «усовершенствованием» по сравнению с утренней операцией был платок из кармана Джеффри, свернутый, как канат, протянутый между его зубами и завязанный за ушами.

Когда работа была закончена, Джанкарло отступил назад и полюбовался ею. Он собирался раздобыть немного пищи. Харрисон не должен беспокоиться. Он будет отсутствовать недолго.

Через минуту он затерялся между деревьев, теней и косо падавших лучей света.

15

Поле зрения Джеффри Харрисона было минимальным. Оно включало только пологую дугу, в пределах которой были видны десятка два древесных стволов, отяжелевших от извести и гниющей коры, свисавшей хлопьями над краем небольшого кратера, в котором он лежал. Над ним и вокруг него текла, буйствовала жизнь обитателей этой части леса: пара дятлов с возмущенными криками гонялась за сойкой, вторгшейся в чужие пределы, крошечная птичка петтироссо с красной грудкой пыталась достать из-под коры личинок и насекомых. Молодой кролик стрелой метнулся между деревьев, приведенный в ужас краткой встречей с ловким горностаем. Ветер шумел в вершинах деревьев, где ветки сходились и шуршали друг о друга, но это было высоко, за пределами его зрения. Великое действо леса. Все спешили по своим делам, и только он, беспомощный и испуганный, лежал неподвижно.

Но мозг его не был затуманен. Само уединение леса, окружавшее его, пробудило его чувства, сделало восприимчивым к каждому звуку, вплоть до падения одинокого листа. Усыпляющее действие бесконечных миль езды по автостраде проходило. Но за ним пришло обостренное осознание своего положения. В нем что-то зашевелилось, появилось желание действовать, но он отдавал себе отчет в том, насколько ограничены его возможности. Он попытался шевельнуть руками, чтобы определить, насколько тугими были узлы и можно ли растянуть гибкий шнур, покрытый пластиком. Но он лишь вспотел и понял, что узлы были завязаны мастерски и ослабить их не удастся Так что же ты собираешься делать, Джеффри? Будешь продолжать сидеть, как индейка в клетке, ожидающая сочельника и момента, когда нагреется печь? Так и будешь лежать на боку в надежде, что смерть будет быстрой и безболезненной? Надо было что-то предпринять в машине или на бензозаправочной станции, либо в пунктах сбора дорожной пошлины, или когда поток транспорта задержал их на Кассии. У тебя был шанс, когда вы сидели рядом, тело к телу, в машине.

Что бы он сделал, этот бесценный Джанкарло? Может быть, выстрелил, а может быть, и нет, полной уверенности на этот счет не было. Все равно, это было бы лучше, чем то, что он испытывал теперь.

А можно ли было что-то сделать в машине? Он ведь держал дверцу запертой, а чтобы открыть ее, требовалось время, дополнительное движение — и значит, он успел бы выстрелить.

Идиот ты, Джеффри Харрисон, чертов идиот. Неважно было, сколько времени требовалось на то, чтобы открыть дверцу, потому что к тому времени он уже был выжат, как лимон, а у тебя вес чуть не вдвое больше, он же недокормленное маленькое пугало.

Но ты этого не сделал, Джеффри, и нет смысла мечтать, нет смысла разыгрывать из себя героя. Ты проворонил свой шанс, предпочитая сидеть в машине, ждать и гадать, что случится.

Теперь ты понимаешь это. Ты почти спятил от страха, у тебя болят яйца и грудь, и тебе хочется плакать от жалости к себе. Ты так запуган, что потерял голову.

Теперь ты по-настоящему испугался! Потому, что это занавес и финал. Так ведь?