С этими словами он резко развернул коня, выехал на дорогу и поскакал столь стремительно, что в морозном воздухе вспыхнула и погасла выбитая подковами искра.

Душу Милдрэд пронзило холодное чувство поражения. Это был конец. Развеялись прахом все ее надежды на счастливое соединение с милым, погибла возможность представить его семье и сказать — этот человек достоин меня и я готова отдать ему свою руку. Теперь Артур вновь становился простым бродягой, а она знатной леди, и пропасть между ними по-прежнему непреодолима.

Это было так горько и больно, что девушка поникла, склонилась к луке седла, будто на плечи ей обрушилась неимоверная тяжесть. Невольный стон вырвался из ее груди, и хлынули слезы. Сначала медленные, потом они потекли потоком, капая на гриву лошади, а она все рыдала и рыдала и не могла остановиться. Как ужасно расставаться с надеждой, как горько потерять того, кого она была готова признать и возвысить наперекор всему. И когда они увидятся… Что она ему скажет?

Но полно, им еще предстояло встретиться. Ведь Артур ранен. И пусть им не быть вместе, она должна удостовериться, что он в порядке. Даже если теперь их ничто не может соединить.

Милдрэд выпрямилась, отвела от лица выпавшие из мехового капюшона волосы и только теперь заметила, что кроме державшихся неподалеку Метью и Риса в стороне ожидают еще четверо хорошо вооруженных всадников.

— Его милость Генрих Плантагенет сказал, что опасно без надежной охраны совершать путь в такое время, и направил нас к вам в услужение, — произнес один из них.

А Рис добавил:

— Мы тут переговорили с ними. Они знают путь к Бридпорту.

— Тогда едем, — вздохнула девушка.

Это было горькое путешествие. Везде наблюдалась одна и та же картина запустения и упадка: дороги заброшены, деревни разрушены, а жители скрываются по лесам и пещерам. И если кое-где они и осмеливались выходить к путникам, то выглядели ужасно — обтянутые кожей скелеты, с лицами, уже тронутыми смертельной бледностью. Милдрэд в дороге почти полностью опустошила кошелек, не в силах отказать в милостыне этим босым женщинам с затравленным взглядом и цепляющимися за них плачущими детьми. Так что к Бридпорту они приехали совсем без денег.

И все же, когда оставленный управлять городом Фиц Джилберт увидел у солдат значки Плантагенета, он тут же принял путников и указал, что Артур после ранения отлеживается в аббатстве Серн.

Пока Милдрэд ожидала в приемной аббатства, Метью прошел внутрь и переговорил с лекарями. Вернулся он, ворча, что эти олухи ничего не смыслят во врачевании и если Артур выжил и, как говорят, идет ныне на поправку, то только по милости Господа, да еще потому, что сам крепок, как добрая сталь, даром что выглядит тощим.

— Я могу к нему пройти?

Однако несмотря на недовольство Метью, за Артуром был прекрасный уход. Фиц Джилберт помнил, как относился к юноше Плантагенет, поэтому его поместили в отдельном покое, чистом и теплом, хорошо кормили и давали пить вино, чтобы скорее восполнить потерю крови.

Когда она вошла, Артур спал. Он вообще много спит, пояснял брат-лекарь. И это хорошо, сон — милость Божья, он как ничто иное восстанавливает силы и способствует выздоровлению. Монах бормотал это, расставляя на столике какие-то баночки, а девушка ждала, когда он выйдет, чтобы подсеть поближе к Артуру. Наконец зазвонил колокол, сзывающий на мессу, и болтливый лекарь удалился. Только тогда девушка осмелилась опуститься на край ложа раненого.

Он казался ей таким красивым: расслабленное во сне лицо, темные, выразительные брови, длинные, как у девушки, ресницы, тень от которых падала на высокие скулы, а чистые волосы, как черный шелк, рассыпались по подушке. В покое было тепло, юноша во сне откинул одеяло, и его рука с длинными пальцами музыканта спокойно лежала на груди, почти целиком скрытой под широкой тугой повязкой. Артур был еще бледен, но тем не менее не выглядел слабым: мускулистые плечи и шея, на которой сбился в сторону крошечный деревянный крестик, волевой подбородок, покрытый темной щетиной. Милдрэд смотрела на него сквозь слезы и думала: он самое лучшее, что было в ее жизни. Было… Ибо отныне у них разное будущее.

Негромко стукнула дверь — вошел слуга с охапкой смолистых веток, бросил их на уголья. Комнату сразу заполнил аромат леса. Артур вздохнул глубже, заворочался. И открыл глаза.

Какую-то минуту он просто глядел на Милдрэд, видел ее бледное лицо, яркие обветренные губы, загнутые ресницы, казавшиеся почти синими от поразительной голубизны глаз.

— Милдрэд?

— Угадал с первого раза, — весело откликнулась она.

Ей не хотелось сообщать плохие новости: надо подождать, чтобы он поправился.

Артур сразу же потянулся к ней, но в комнате был посторонний, и ему пришлось ждать, пока тот выйдет. Тогда он схватил ее руки и стал покрывать их быстрыми поцелуями.

— Ты здесь! Это такое чудо! Ну теперь-то я скоро поднимусь. Не думай, что я так слаб, я уже вставал и даже спускался на службу… Знаешь, я потерял свой меч, — он вдруг серьезно посмотрел на нее из-под отросших волос, ниспадающих на глаза. — Ужасно. С ним я чувствовал себя почти рыцарем, а так…

— Зато Метью привез твой окованный шест, так что ты не безоружен.

Она старалась улыбаться, хотя за улыбкой таилась грусть.

— Не безоружен? Ты шутишь. Конечно, шест — это здорово, но у меня так хорошо получалось с мечом! Гай де Шампер говорил, что я прирожденный мечник. Ох, знала бы ты, как мне помогли его уроки! Даже Плантагенет восхищался. А где ныне наш славный Генрих?

— Когда я видела его в последний раз, он направлялся в Бристоль, — уклончиво ответила Милдрэд.

И тут же, во избежание дальнейших расспросов, стала рассказывать, как войска Юстаса напали на Девайзес, как она испугалась, как молились с леди Пайнел в часовне, а о стены разбивались столь огромные каменные ядра, что, казалось, замок содрогается до самого основания. Даже Гро скулил. Кстати, песик остался на попечении славной леди Пайнел, ему там хорошо, хотя он, наверное, и будет тосковать по Рису. Кстати, Рис и Метью тоже здесь, говорила она, уклоняясь от рук Артура, который все порывался притянуть ее к себе.

— Что с тобой? — наконец спросил юноша. — Ты словно боишься меня. Или себя? — добавил лукаво.

— Думай как хочешь, но не забывай, что я леди, — с напускной строгостью заявила девушка, вскинув свой хорошенький носик.

Артур рассмеялся.

— Я и забыл, что у тебя эта проблема.

— Просто хочу дождаться, когда ты полностью наберешься сил, — отбрасывая пряди с его глаз, мягко улыбнулась девушка.

— Тогда я постараюсь.

Он смотрел на нее посерьезневшими и одновременно горящими глазами.

— Если бы ты знала, как я скучал по тебе. Как хочу тебя. Хочу запускать руки в твои солнечные кудри, хочу целовать твои сладкие уста, ласкать тебя… Генрих дал слово, что посвятит меня в рыцари, а потом я, имея такого покровителя, смогу просить у гронвудского барона твоей руки. Конечно, Генрих — соперник Стефана, которому приносил клятву твой отец. Но ведь еще ничего не решено, и уж поверь, однажды Генрих станет королем в обход этого урода Юстаса. О, Генрих если что-то пожелает, то, как Моисей, и самому Господу скажет «нет!», если тот воспротивится его воле.