Через некоторое время Бран вернулся и присел передо мной на корточки. Джонни закончил ужин. Я держала его у плеча и ждала, пока он уснет.

— Прости меня, — прошептала я, — я нарушила тебе все планы. Мы, наверное, могли задержаться еще на день. Дар не всегда показывает правду, да и голоса могут вводить в заблуждение.

— А может и нет, — голос Брана звучал как-то странно. — Иди сюда, я хочу тебе кое-что показать.

Я вскарабкалась за ним следом на скалу, откуда открывался отличный вид назад, на юг. Днем, — подумала я, — отсюда, похоже, видно очень далеко, до самого Семиводья. Теперь же вокруг было темно, только в одном месте, на расстоянии меньше дневного перехода от нас, полыхал огромный пожар.

— Не правда ли удивительно? — проговорил Бран. — Думаешь, там просто ударила молния? А небо-то чистое, ни ветерка, ни облачка! И недавно шел дождь, а ты же знаешь, что деревья, кусты и трава загораются так быстро и жарко только в страшную засуху. Теперь посмотри внимательнее: видишь, как движется пожар, пожирая все на своем пути? А ведь ночь совершенно безветренная! Странно, правда?

— Это ведь там, да? — дрожа, прошептала я. — В том месте, где мы стояли?

Бран обнял меня. Очень осторожно, как будто все еще не мог поверить, что может себе это позволить.

— Если бы не ты, мы все бы сгорели, — заметил он. — У тебя очень могущественный дар. Однажды ты видела мою смерть. Помнишь?

— Да.

— Похоже, ты смогла ее предотвратить. Ты отогнала смерть. Изменила судьбу. Меня мало что пугает, Лиадан. Я приучил себя смотреть в лицо неизбежному. Но теперь мне страшно.

— Меня это тоже пугает. Это делает меня открытой… разнообразным влияниям. Голосам, которые я предпочла бы не слышать, противоречивым видениям. Очень сложно понять, когда стоит следовать им, а когда необходимо идти собственным путем. И все же я не смогла бы обойтись без этого дара. Без него я не сумела бы тебя вернуть.

Он не ответил. Молчание продолжалось так долго, что я начала беспокоиться.

— Бран? — тихо позвала я.

— Я вот думаю… — неуверенно проговорил он, — … я подумал… может, ты… может, ты жалеешь? Передумала, или что-то в этом роде. Ну, то есть, теперь, когда ты увидела… когда ты все обо мне знаешь… все мои секреты… Я ведь не тот, за кого ты меня принимала. И я подумал, что, наверное… — Он явно не находил слов.

— Что? — Его слова поразили меня. — С чего ты взял, будто я изменила свое отношение к тебе и стала любить тебя хоть на капельку меньше из-за того, что узнала? Я же говорила: ты — единственный в мире мужчина, которого мне хочется видеть рядом с собой. Говорила, что так было и так будет, и ничто этого не изменит. Кажется, я не могла сказать яснее!

— Тогда… — он снова остановился.

— Что «тогда», сердце мое?

— Тогда почему ты… — Он говорил так тихо, я еле его слышала. — Почему ты решила спать отдельно, почему после той ночи ты ложишься одна… после самой длинной в моей жизни ночи, когда я проснулся и увидел тебя рядом, и это было так прекрасно, что одним махом разрушило целое царство теней? Я безумно хочу снова пережить это мгновение, только на этот раз я бы тебя обнял, прикасался бы к тебе и… у меня нет для этого слов, Лиадан.

Наверное, даже к лучшему, что было так темно. Я плакала и смеялась одновременно, я с трудом могла придумать, что ему ответить.

— Да если бы я сейчас не держала на руках ребенка, — дрожащим голосом заговорила я, — я бы прямо сейчас показала тебе, как мое тело сгорает от тоски по тебе. Похоже, у тебя чересчур короткая память. Я-то вот помню один вечер на берегу озера в Семиводье, когда только вмешательство сына заставило нас опомниться. А в эти дни я просто щадила твое здоровье. Ты недавно был серьезно ранен. У тебя все еще полно шрамов и на теле, и в душе. Мне не хотелось… требовать больше, чем ты можешь…

Даже в темноте я почувствовала, как он сердито прищурился.

— Ты что, считала, что я ничего не могу? Так что ли?

— Я… ну, в общем, я… я в конце концов целительница, да и с точки зрения здравого смысла…

Он остановил меня поцелуем. Крепким, не оставляющим никаких сомнений поцелуем. Он оказался короче, чем мне бы хотелось. Между нами был Джонни, мы его чуть не раздавили.

— Лиадан?

— М-м-м-м?

— Ты придешь ко мне сегодня ночью?

Я почувствовала, что краснею.

— Весьма возможно, — ответила я.

Наверное, Богиня благоволила к нам. Кто-то явно заботился о нас той ночью, поскольку Джонни спал, не просыпаясь, до самого утра, а остальные исчезли, отправились куда-то в дозор, и мы совершенно их не слышали — ни шепота, ни шороха. А мы с моим любимым лежали, обнявшись, под скальным навесом и демонстрировали не больше выдержки и отчужденности, чем тем вечером на берегу озера. Уж очень мы истосковались друг без друга. Мы обнимались, плакали от счастья и задыхались от нужды друг в друге, пока наконец не заснули, совершенно обессилив, накрывшись одним одеялом, под бескрайним звездным шатром. На рассвете мы оба пробудились от теплой сладости совместного сна, но ни один из нас не двинулся с места, если не считать легких прикосновений, мимолетных поцелуев и тихого шепота… пока мы не услышали, как Крыса возится у костра, а Альбатрос что-то говорит о том, куда мы могли подеваться.

— Будут и другие рассветы, — тихо сказала я.

— Похоже, я только сейчас начинаю в это верить, — Бран неохотно поднялся и принялся одеваться, закрывая искусно разрисованное тело своей любимой, невзрачной дорожной одеждой. Я бесстыдно наблюдала за ним и думала о том, как же мне повезло.

— Нам необходимо в это верить, — ответила я. И в этот момент Джонни проснулся и решительно потребовал свой завтрак. — Мы просто обязаны верить в будущее — ради него, ради этих людей и ради нас самих. Любовь — достаточно сильное чувство, чтобы на нем можно было построить будущее.

Думаю, все это я говорила не Брану, а Дивному народу. Но слышали они меня или нет — я не знаю, — они никак не отозвались. Я же сделала свой выбор. Я изменила ход вещей. Если это значило, что я никогда больше их не встречу — ну что ж, так тому и быть.

И мы снова направились на север, тихо и без излишней суеты. Небольшой отряд путешественников в неприметной одежде. Мужчина, чье лицо можно было изучать бесконечно — на свету и в темноте — лицо, одновременно юное, чистое и несущее суровую, дикую маску ворона. Какой стороной он к тебе повернется, зависит только от того, как ты сам будешь на него смотреть. Женщина со странными серыми глазами и с закинутой на спину темной косой. Негр с покалеченными руками и пером альбатроса в мелких кудрях. Юноша с ребенком за спиной и молчаливый здоровяк на огромном столь же молчаливом коне. Мы направлялись на север, к неприветливым берегам, глядящим в сторону Альбы, родной земли женщин-воительниц. За нашими спинами медленно просыпались земли Ольстера, осеннее солнышко неуверенно освещало нежно-зеленую долину, сверкающее озеро и темную прелесть огромных лесов Семиводья. Огонь позади уже догорел, и лишь перышко серого дыма напоминало о его разрушительной мощи, о его Сверхъестественной силе и точности. Возможно, Ведьма решила, что мы погибли, сгорели в горниле пожара. Мы же просто повернулись к нему спиной и спокойно уехали прочь. И пока мы скакали, в голове у меня снова и снова, несмотря на то, что пещера была уже далеко, раздавалось пение западного ветра, обдувающего вершину древнего холма и со свистом летящего сквозь узкую щель, оставленную там для лучей зимнего солнца, для таинства дня середины зимы. Оно походило на звучание огромного древнего инструмента, на песнь прощания, на одобрение. «Отлично сработано, детка, — слышались в ней голоса моих предков. — Прекрасно сработано. Молодчина!».