Страх сменился злобой, и, высвободив окровавленный меч, последний оставшийся в живых перешел в наступление. Он что-то выкрикнул, возможно, какие-то слова, а может, и нет – Адриан не разобрал. Парень утратил контроль над собой. Страх и злоба лишили его рассудка и способности говорить. Именно это безумие была призвана предотвратить военная дисциплина. Этот противник был немного крупнее других, но мечом владел не лучше. Первый удар оказался неуклюжим, слишком сильным и предназначался для… Вообще-то Адриан понятия не имел, для чего он предназначался, и полагал, что противник тоже этого не знает. Помощник просто махал мечом, словно Адриан был деревом, от которого нужно избавиться. Отступив назад и повернувшись, Адриан избежал удара.

Адриан собирался разоружить мужчину, оставить его в живых. Может, у него была жена; может, были дети. Он лишь выполнял работу, зарабатывал на хлеб. Выходя этой ночью на улицу, он не думал, что умрет. Адриан убил достаточно людей. Он ненавидел убивать невинных. Хотя формально назвать этого человека невинным было нельзя: он согласился стать помощником шерифа, что подразумевало определенные риски, – однако особого значения это не имело. Адриан почувствовал себя дурно, когда понял: у него нет выбора. Он отпустил Теренса – и вот результат. Лучше остановить это здесь и сейчас – иначе погибнет еще больше людей.

– Прости, – сказал он и прикончил помощника одним быстрым ударом в сердце. На лице мужчины появилось озадаченное выражение, потом его ноги подкосились, и он молча осел на землю.

Адриан вытер клинки. Ни одному из помощников не удалось достать его, но он был покрыт кровью и чувствовал себя так, словно его били ногами в живот. Знакомое отвращение подступило к горлу, и он поморщился, глядя на валяющиеся тут и там тела. Один убитый лежал, слепо уставившись в звездное небо, приоткрыв рот, словно от изумления. Адриан сглотнул, заталкивая эмоции подальше, и сделал судорожный вдох. Он не помнил, скольких людей лишил жизни за те годы, что провел вдали от дома, и считал это благословением, но никак не мог понять, почему убивать не стало легче. Он представил, что сказал бы его отец – что это хорошо, это доказывает, что Адриан хороший человек. Но он не чувствовал себя хорошим.

«Оно того стоило, – напомнил он себе. – Теперь Роза будет в безопасности, а она действительно ни в чем не виновата».

Адриан повернулся, чтобы пуститься вслед за Розой и сержантом, но остановился, заметив вора из «Багровой руки», который скорчился на крыше сторожки.

Вор вскинул руку.

– Я ничего не видел. – Его голос слегка дрожал. – Насколько мне известно, это был другой парень – точнее, парни. Пять-шесть головорезов, сукиных сынов из… из Чедвика, точно, с юга. Они застали патруль врасплох. – Вор покосился на груду тел. – Да и кто мне поверит. Если я скажу, что один человек… то есть никто не поверит. Просто не поверит.

– Хорошо, – откликнулся Адриан и побежал в Нижний квартал.

Он выбрал боковую улицу – или переулок, в Нижнем квартале они не слишком различались. Адриан никогда не был здесь прежде, но подумал, что так быстрее попадет на центральную площадь. В темноте он едва не удушил себя бельевой веревкой, которая в последний момент блеснула в лунном свете. Адриан быстро свернул, и веревка задела его ухо. Больно, но могло быть хуже. Улица становилась все у́же, и в конце концов ему пришлось пробираться сквозь груды мусора, где он потревожил семейство крыс, которое поспешно отступило, изъявляя свое недовольство писком. Адриан уже жалел, что решил срезать, когда наконец протиснулся сквозь дыру в шатком заборе и оказался на площади. Сориентировавшись, он зашагал в сторону Кривой улицы.

Адриан окончательно запыхался, пока добрался до Медфордского дома. Он стукнул в дверь, потом согнулся и уперся руками в колени. Его ноги были мокрыми, и не от пота. «Почему это никогда не может быть просто пот?» В свете ламп на крыльце Дома он разглядел темно-красные пятна. «Нужно достать себе фартук мясника». По крайней мере, на этот раз кровь принадлежала не ему.

Дверь открыла Жасмин.

– Они добрались? – спросил Адриан.

Девушка уставилась на него и отшатнулась.

– О… великий Марибор. Ты в порядке?

– Да. Сержант с Розой добрались? Они здесь?

– С Розой? – Страх и смятение на ее лице сменились радостью. Она шагнула вперед и с надеждой спросила: – Ты ее видел?

– Да, она шла сюда. Где она?

Жасмин покачала головой.

– Я не знаю, о чем ты говоришь. Розы здесь нет.

– Адриан? – позвала Гвен, выходя из салона. Она хромала и опиралась на самодельный костыль. Шарф она сняла. Ее опухшее лицо испещряли отвратительные черно-синие отметины. Разбитые губы вздулись. Правая сторона головы превратилась в сплошной темный синяк, один глаз не открывался. Порезы выделялись следами черной засохшей крови. Глядя на нее, Адриан перестал жалеть шерифов и стесняться пятен на своей одежде.

– Я ищу Розу. – Его голос прозвучал резче и громче.

– Все ищут, – ответила Гвен.

– Нет, она только что была со мной. Стражник из замка провожал ее сюда…

– Роза была с тобой?

Несколько женщин протиснулись мимо Адриана и вышли на крыльцо.

– На них напал шериф с несколькими помощниками, и я… – он покосился на свою одежду, – …я немного помог.

– Ясно, – выдохнула Гвен.

– Роза! Роза! – кричали женщины с крыльца.

– Они уже должны были быть здесь. Сержант и Роза меня опередили.

Гвен посмотрела на Жасмин.

– Последние два часа я дежурила у двери, но никто не приходил, – сказала девушка.

– Может, у них снова возникли неприятности, – предположил Адриан. – Будьте настороже.

Он повернулся.

Гвен остановила его.

– Где Ройс?

Адриан оглянулся.

– Он… э-э…

– С ним все в порядке?

– Было, когда я уходил. Он… м-м…

Адриан не мог придумать ответ, который не звучал бы ужасно. С Ройсом эта проблема возникала постоянно. Обычно это не имело особого значения – Ройса не интересовало, что думают о нем другие. Однако Гвен была особенной.

– Все нормально, – сказала она. – Просто… Ты весь в крови и один. Просто я тревожилась, вот и все.

– Извини, – пробормотал он. – Пойду осмотрюсь. Может, они встретили еще кого-то.

Адриан спустился с крыльца. Девушки перестали звать Розу. Снаружи все было тихо, ни единого движения. Большинство улиц, отходивших от Кривой улицы, и все переулки представляли собой грязные дорожки в обрамлении тесных лачуг. Источниками света служили только лампы на крыльце Медфордского дома и окна «Гадкой головы». Вдалеке скулила собака. Адриану казалось, что это один из самых тоскливых ночных звуков, какие только можно представить. Он шагал по улице, прислушиваясь и наблюдая. «Куда бы они пошли?»