Что касается здоровья, то у солдат ВСРВ было куда больше шансов умереть от холеры или малярии, чем погибнуть в бою. Медсестра Филлис Брин однажды вставляла катетер южновьетнамскому солдату и была потрясена, когда из его тела вылез огромный ленточный червь[850]. В 1966 г. в Южном Вьетнаме была всего 1000 врачей, из которых 700 были призваны на военную службу. Многие раненые солдаты предпочитали уходить домой, чем терпеть ужасающие условия в военных госпиталях. Однако в госпитале для парализованных в Вунгтау, рассчитанном на 500 человек, палаты были переполнены инвалидами, которым некуда было идти. Иногда родственникам погибших приходилось испытывать страдания не только из-за смерти близкого человека. Когда Нго Тхи Бонг приехала забрать тело своего старшего сына Вана, она узнала, что тот погиб от минометной мины — ей отдали фрагменты его тела в мешке для мусора[851]. Приехав домой, она обнаружила, что в мешке нет левой руки. Таким образом, согласно буддийским поверьям, дух молодого Вана был обречен вечно бродить по земле, оплакивая утерянную конечность.

Британский журналист Ричард Уэст в 1967 г. писал: «Если послушать заявления американцев, австралийцев или корейцев, а затем то, что говорят обычные вьетнамцы, бросается в глаза одна ключевая разница. Иностранцы полны энергии и энтузиазма. Вьетнамцам все опостылело. Иностранцы всех мастей так долго хозяйничают в их стране, что вьетнамцы уже больше ничего не хотят»[852]. Что касается южан, то это действительно было так. Но среди их собратьев на Севере было немало убежденных революционеров, таких как д-р Данг Тхюи Чам. Как-то вечером она осталась на ночевку в отдаленной деревушке, недавно пережившей американскую бомбардировку. У местных жителей не было даже керосина, чтобы сварить рис. Но Чам упрямо написала в своем дневнике: «Мы не побеждены. Враг сжег один дом, но мы построим другой. Это нетрудно — нам достаточно нескольких пальмовых листьев. На войне, где ты только сражаешься и работаешь, для жизни требуется очень мало: горшок риса с маринованной рыбой; кусок полиэтилена, чтобы положить на пол в бомбоубежище; одежда, соль, и пара наплечных корзин, чтобы унести свои пожитки, когда приближается враг»[853].

Казалось, Чам только радовалась этим трудностям: как и многие молодые люди во всех войнах, она испытывала эмоциональный подъем от совместного переживания лишений и тягот, самопожертвования, духа товарищества и риска во имя общего дела. Она была очарована романтикой революционной борьбы и, с колыбели воспитанная в рамках жесткой коммунистической идеологии, не подвергала сомнению ни один из ее постулатов. Дневник этой молодой женщины, если бы он попал в руки Линдона Джонсона или Уильяма Уэстморленда, прозвучал бы для них как приговор: в Южном Вьетнаме, который они отчаянно пытались удержать, вряд ли можно было бы найти хоть одного человека, который был бы проникнут толикой такого пыла.

Этот вьетнамский Новый год навсегда отпечатался в памяти и вьетнамцев, и американцев, воевавших в их стране. Все знали, что вопрос: «Где ты был на Тет?» — мог относиться только к 30 января 1968 г. и последующим неделям. Главная ответственность за эту крупномасштабную операцию, закончившуюся для коммунистических сил сокрушительным поражением с катастрофическими потерями, лежит лично на Ле Зуане. Северовьетнамский лидер ошибся в своем прогнозе: вместо всеобщего народного восстания в поддержку коммунистов, на которое он сделал ставку, на призыв откликнулись всего несколько сотен южан. В открытом демократическом обществе такое фиаско стоило бы его лидеру доверия, репутации — и места у руля страны. На деле же произошло невероятное: Тетское наступление ускорило коллапс президентства Джонсона и окончательно лишило американский народ воли к продолжению войны во Вьетнаме. Последствия Тетской кампании наглядно продемонстрировали важную истину о современной войне: об успехе или неудаче военных усилий нельзя судить исключительно или даже преимущественно на основе военных критериев. Решающую роль играет общественное восприятие, а события в феврале 1968 г. были восприняты как катастрофическое поражение американской военной силы. Коммунисты же добились триумфа — всего лишь благодаря тому, что показали свою способность погрузить Южный Вьетнам в хаос и кровопролитие, даже если для этого придется пожертвовать тысячами жизней собственных бойцов и невинных мирных граждан.

Предыстория Тетского наступления началась в июне 1967 г. с ожесточенных споров среди членов Центрального военного комитета в Ханое. Еще в прошлом году было достигнуто согласие о необходимости начать на Юге «всеобщее наступление-восстание», как только сложатся благоприятные условия. Ле Зуан, Ле Дык Тхо и глава ЦУЮВ Нгуен Чи Тхань считали, что такой момент настал: они выступали за решающий удар. Зяп вместе с еще одним генералом старшего поколения и заметно ослабевшим Хо Ши Мином считал необходимым поддерживать прежние темпы военных усилий и параллельно начать переговоры с американцами. Хо опасался тяжелых потерь и ухудшения стратегического положения коммунистов в случае затяжной войны. На тот момент в Южном Вьетнаме находилось 492 000 американских военнослужащих, плюс 61 000 военнослужащих союзников, плюс 342 000 солдат ВСРВ и 284 000 ополченцев Региональных и Народных сил — на последних из них приходилось больше половины всех военных потерь. Их поддерживали 2600 самолетов, 3000 вертолетов и 3500 единиц бронетехники.

Сторонники «большой битвы» на Юге были воодушевлены докладом министра иностранных дел о резком нарастании антивоенной оппозиции внутри США: американская пресса, сама того не зная, щедро снабжала коммунистов броскими карикатурами, которые те перепечатывали в своих пропагандистских листовках. Сам министр поддерживал двойную стратегию «война и переговоры». Ле Зуан не отказывался принципиально от переговоров, но настаивал, что переговорный процесс может быть начат только после убедительной демонстрации врагу своей силы и воли. Член делегации НФОЮВ в Ханое сказал советскому дипломату: «Переговоры начнутся только после того, как либо американцы нанесут нам крупное поражение, либо мы нанесем крупное поражение американцам. Все будет решено на поле боя»[854]. Генерал Ван Тьен Зунг, заместитель Зяпа на протяжении 15 лет, был малограмотным солдафоном, выходцем из крестьянской семьи, в юности работавшим на текстильной фабрике. Устав от осторожности своего высокомерного босса, он переметнулся в лагерь Ле Зуана и поддержал Тетскую кампанию. Впоследствии именно Зунг в значительной степени занимался ее планированием, в котором было допущено много фатальных ошибок.

В июне фракция ястребов взяла верх, добившись приятия нового «Стратегического плана на 1967–1968 гг.». Резолюция № 13 Центрального военного комитета предписывала «максимальную концентрацию усилий… ради достижения решительной победы». И СССР, и Китай предостерегали Ханой против таких действий, но, как позже заметил один офицер ВНА, «все понимали, что победы можно было добиться только одним путем: превратить партизанскую борьбу в классическую полномасштабную войну»[855]. Ле Зуан заявил, что «полмиллиона человек [на Юге] возьмутся за оружие и присоединятся к нам». 6 июля в ханойском военном госпитале № 108 скоропостижно скончался глава ЦУЮВ: по всей видимости, его сразил сердечный приступ, спровоцированный слишком обильным прощальным ужином перед возвращением на Юг. Вскоре после этого Зяп отправился в Венгрию лечиться от камней в почках, а 5 сентября Хо Ши Мин улетел на «отдых» в Пекин. Вряд ли отбытие из страны этих важных фигур было частью хитроумного плана, призванного ввести противника в заблуждение; это всего лишь свидетельствовало о том, что отныне власть в стране всецело принадлежала Ле Зуану. К 21 декабря, когда Хо вернулся в Ханой, детальный план наступления «Куанг Чунга» был почти готов.