Наконец, спустя месяцев девять, рукопись была закончена. В отличие от литнегра она была на удивление тоща, примерно на 80 тысяч слов, вполовину меньше, чем стандартная звездная биография. И она превзошла худшие опасения О’Мары. Мик не просто ничего не сказал — он был немногим менее банален и уклончив, нежели на пресс-конференциях. От крупнейших фигур своего прошлого он попросту отмахивался — Марианну Фейтфулл, к примеру, назвал «одной прежней знакомой» или как-то в этом духе. А о сексе, рассказывает О’Мара, «даже не заикнулся… Это было не просто скучно — это было скучно до смерти. Я подумывал назвать книгу „Дневник ничтожества“».

Он назначил Мику встречу, предвкушая самые неловкие минуты своей карьеры. Но в кои-то веки восемнадцатилетка обернулся взрослым прагматиком. «Не складывается, а?» — сказал Мик, не успели они сесть за стол.

Джордж Вайденфельд был в ужасе — еще бы, упустить такой шанс — и жонглировал всевозможными планами спасения (скажем, О’Мара обмолвился, что автобиографию можно продавать как неожиданно «умную»). Но Мик, которого, пожалуй, этот проект и вообще не очень-то увлекал, остыл совсем, а в его планах возникли новые, более настоятельные форматы самовыражения. В общем, миллионный контракт был расторгнут, а первый взнос, уже выплаченный Вайденфельдом, пришлось вернуть. По воспоминаниям О’Мары, чек из принца Руперта выжали не сразу и не без труда.

* * *

26 июля 1983 года наступила эта страшная дата — сороковой день рождения. В СМИ, помимо многих прочих, выступил Пит Таунсенд — он прервал работу с The Who и трудился теперь на издательство «Фабер и Фабер» под началом бывшего Микова однокашника по Лондонской школе экономики Мэттью Эванса. Лишь слегка иронизируя, Таунсенд на страницах «Таймс» превозносил «совершенного эксгибициониста… знакомца всех и вся… чья красота делает величайшую честь своему обладателю… кто останется прекрасен и в пятьдесят [и чей] талант и в пятьдесят пребудет велик».

Этот самый умный Миков современник — если не считать Джона Леннона — очень точно описал разницу между Миком и другими рок-звездами (да и вообще любыми звездами). «Его амбиции, — писал Таунсенд, — не диктуются его молодостью, его песни не диктуются его личными страданиями, а его стремление к славе и любви не диктуется его личной неуверенностью… Джаггер пришел в рок-н-ролл задолго до меня, но, в отличие от меня, продолжает жить ради рок-н-ролла».

Насчет неуверенности Таунсенд, впрочем, ошибся, — может, Мик как личность и был уверен в себе, но Мик как исполнитель в себе сомневался, и особенно сильно сомнения мучили его на сорок первом году жизни. Музыкальная индустрия десять лет искала молодую группу, достойную стать следующими «Битлз», и была атакована с левого фланга маленьким мальчиком, когда-то солировавшим в «мотаунских» чернокожих «недо-битлз» под названием The Jackson 5. Альбом Майкла Джексона «Thriller» вскоре станет самым продаваемым альбомом всех времен, получит восемь «Грэмми», а из девяти его треков семь войдут в «Топ-10». По сути, Джексон стал чернокожими «Битлз» в одном лице, как его подпорченный соперник Принц единолично стал чернокожими «Роллинг Стоунз». Однако предыдущего короля, продержавшегося на горе двадцать лет, он спихнул в основном потому, что был до ошеломления изобретательным танцором, мешавшим элементы панка, хип-хопа, «Роки Хоррор» и космическую лунную походку. И как назло, в довершение ко всему звали его Майклом.

В августе «Стоунз» расстались с «Атлантик рекордз» и подписали контракт с американской студией «Си-би-эс», обещавший им 24 миллиона долларов за четыре альбома. Мик к тому же подписал со студией отдельный контракт на три сольника. Руководство «Си-би-эс» убедило его, что сам по себе он будет не хуже Майкла Джексона, и обещало активную рекламу и поддержку.

Прочие «Стоунз» ничего не знали, пока Мик не объявил, что приступает к первому сольнику сразу после выхода «Undercover». «В моем возрасте, после стольких лет, „Роллинг Стоунз“ не могут быть единственным ядром моей жизни, — сказал он. — По-моему, я заработал право самовыражаться иначе». Ничего нового не было в том, что музыкант известной группы — или даже музыкант «Стоунз» — записывает сольные альбомы; Билл Уаймен уже выпустил три. Но закулисная сделка (очень в духе Брайана Джонса) всех обидела. Кит позже назовет это «предательством» и началом жесточайшей, почти фатальной междоусобицы Проблесковых Близнецов.

Пока, однако, дальнейших обстрелов не последовало, и к декабрю отношения наладились — Мик был шафером, когда Кит в свой собственный беспроблемный сороковой день рождения женился на Патти Хансен в Мексике. Первый серьезный залп по Мику раздастся с другого фланга, совершенно неожиданного.

С первых дней «Стоунз» с Чарли Уоттсом не случалось ни припадков эготизма, ни взрывов темперамента, он принимал свое второсортное положение с почти дзенским стоицизмом, безропотно сносил свою равную — и незаслуженную — долю горестей и дурной славы, пред лицом всех соблазнов оставался верен жене Ширли, вносил долю здравого смысла, юмора или доброты, когда безумие грозило перелиться через край, дружил со всеми и помогал всем дружить. Как ни посмотри, он был идеальным перкуссионистом, который как «цемент, который скрепляет группу».

Уже многие годы группу цементировали Китовы риффы, а Чарли был единственным рок-барабанщиком, которому полагалось подстраиваться под ритм-гитариста. Несмотря на все богатство и славу, он по-прежнему считал, что приход в группу был величайшей катастрофой его жизни; отбивая все тот же подростковый ритм на гигантских стадионах, он втайне мечтал играть джаз с единомышленниками где-нибудь в маленьком прокуренном клубе в Сохо. О нем говорили, что, вместе со «Стоунз» оказавшись где угодно, он только и мечтал ближайшим самолетом отправиться домой.

Мик уважал его больше, чем прочих, обращался с ним лучше, внимательнее к нему прислушивался. Когда Адам Марс-Джонс собеседовался на должность Микова словесного инженера, из всех «Стоунз» присутствовал только Чарли, и Марс-Джонс понимал, что Чарли требуется обаять не меньше, чем объект биографии. Уважение их было, очевидно, полностью взаимным. При Марс-Джонсе курьер доставил Мику подарок от Чарли на новоселье в новом французском замке — небольшое полотно маслом, на котором была изображена лошадь. Мик принял подарок легкомысленно, спародировал техасский акцент Джерри («У-у, я-а так рад!.. У-у, я-а так благодарен!»), но сменил пластинку, узнав, что полотно стоит 15 тысяч фунтов.

Однако в последнее время, после многих лет замкнутости и самоконтроля, Чарли догнали бухло и наркотики. И после многих лет беспорочной моногамии посреди всеобщих оргий его брак с Ширли тоже пополз по швам. На этом фоне его бесконечная терпимость наконец иссякла.

Ближе к концу 1984 года «Стоунз» собрались в Амстердаме, где теперь располагался центр бизнес-структуры, которую выстроил вокруг них принц Руперт. Мик весь вечер наводил мосты к Киту, для чего одолжил у Кита пиджак, в котором тот женился на Патти. По возвращении в отель все, кроме Чарли, собрались у Мика в номере. Мик поднял телефонную трубку, позвонил Чарли и повторил шутку, без последствий прошедшую при Адаме Марс-Джонсе в «Савое»: «Где мой барабанщик?»