В январе 1976-го Джон возобновил связь с Мэй Пэн, но теперь они встречались гораздо реже, чем прежде – не более одного раза каждые два-три месяца. Иоко ужесточила контроль, а Ричард Росс был явно не в восторге от роли посредника. Однако скорее всего главной причиной был героин. И хотя Мэй так и не сумела понять, что случилось с ее возлюбленным, в течение нескольких последующих лет она с удивлением наблюдала за переменами, происходившими с человеком, которого так хорошо знала.

«Тот Джон, с которым я встречалась в последние годы, был напрочь лишен честолюбия, – рассказывала она. – Он мог сосредоточиться только очень ненадолго. Иногда он просто сидел и смотрел на меня подернутыми пеленой глазами. Он растерял свои чувство юмора, мудрость, волю, казалось, что у него совсем не осталось сил».

Когда Джон не занимался с Мэй любовью, он с удовольствием вспоминал о чудесном времени, когда они были вместе. Он редко что-либо рассказывал о жизни с Йоко и Шоном, но всегда говорил Мэй, как по ней скучает. То, что бедная девушка уже в течение многих месяцев не могла найти себе работу в шоу-бизнесе именно из-за связи с Джоном, ничуть его не смущало. Он гнал из головы мысли, которые могли нарушить его душевное спокойствие. Тем не менее скоро произошли события, которые даже он не мог проигнорировать. В течение первых шести месяцев 1976 года на его многочисленных родственников и друзей обрушились удары судьбы. Первый шок случился, когда Джон узнал о том, что в ночь на 4 января в Лос-Анджелесе был застрелен полицейскими Мэл Эванс. Охваченный внезапным безумием, он схватил карабин и выгнал свою подружку Фрэнсис Хьюз из дома, в котором они жили вместе с четырехлетней дочерью. Перепуганная Фрэнсис вызвала полицию. Вместо того чтобы сдаться, Мэл навел на полицейских карабин, и тогда они открыли огонь. Вскрытие показало, что он не был пьян и не перебрал наркотиков; вероятно, на то, чтобы спровоцировать офицеров полиции, его подтолкнул приступ самоубийственного отчаяния.

В конце марта Джон узнал, что его отец умирает в доме для престарелых в Брайтоне. Он позвонил старику и поговорил с ним полчаса. Фредди было трудно говорить из-за сильнейших болей (он страдал от рака желудка), но ему было приятно в последний раз услышать голос сына. А двумя неделями раньше скончался отец Пола. Затем – уже в мае – Джон узнал, что умерла его любимая тетя Матер. Все эти печальные события подействовали угнетающе на человека, для которого смерть всегда была навязчивой идеей.

Он и так потерял почти всех, кто был ему дорог в этой жизни: мать, отца, дядю Джорджа, отчима Джона Дайкинса, ближайшего друга Стью Сатклиффа, менеджера и любовника Брайена Эпстайна. Из «Книги Мертвых» Джон знал, что душа человека должна быть готова к смерти; если ее отрывают от тела внезапно, вместо того чтобы спокойно отправиться к лучшей карме, она будет обречена на вечные и бесцельные скитания. Гибель Мэла Эванса всколыхнула прежние страхи Джона, связанные с его уверенностью в том, что и его ожидает внезапная и жестокая смерть от руки убийцы. Именно поэтому, услышав рассказ о том, что прах Мэла исчез по дороге в Англию, Леннон истерически расхохотался. Ему почудилось, что «душа Мэла обрела пристанище в бюро находок». Где-то окажется его собственная душа? Чтобы успокоиться, Джон решил устроить сорокадневный пост, перейдя исключительно на фруктовые соки.

В течение всего 1976 года Джону пришлось сталкиваться с серьезными юридическими проблемами. Устные заявления, показания под присягой и выступления в суде давили на него тяжелым ярмом. Бесконечно тянулся процесс Морриса Леви, стоивший ему уйму денег, но это не шло ни в какое сравнение с той битвой, которая разразилась между «Битлз» и Алленом Кляйном.

Когда «великолепная четверка» уволила Кляйна, «Битлз» оставались ему должны 5 миллионов долларов гонорара и комиссионных и еще 1 миллион, который Кляйн одолжил Джону, Джорджу и Ринго из собственного кармана. Поняв, что «Битлз» и не думают ему ничего отдавать, Аллен бросился в массированное юридическое наступление, направленное как против группы в целом, так и против каждого должника в отдельности, включая все принадлежавшие им компании в Великобритании и Соединенных Штатах. В течение четырех лет, с 1973 по 1977 год, в общей сложности сорок юристов работали над этими делами по обе стороны Атлантического океана, расходы на которые только для «Битлз» составили порядка восьмимиллионов долларов! Правда, эти деньги так или иначе были бы истребованы у них британским правительством в качестве налогов.

Иск Кляйна против Леннона основывался на устном контракте, заключенном с Джоном и Иоко 27 января 1969 года. Теперь Кляйн добивался, чтобы ему уплатили более 900 тысяч долларов (20 процентов от доли Леннона в компании «АТВ»). В мае 1976-го иск был вынесен на обсуждение нью-йоркского суда, и сразу стало ясно, что стратегия «Битлз», затягивавших процессы, не сработала. Приближалось время платить по счетам.

27 июля 1976 года, когда иммиграционная и натурализационная службы объявили о присвоении Джону Леннону статуса постоянного резидента в Соединенных Штатах Америки, он впервые после рождения Шона предстал перед камерами фоторепортеров, чтобы заявить, насколько счастлив от своей долгожданной победы. Теперь он мог спокойно покидать страну, не опасаясь, что ему сложно будет в нее вернуться. Иоко немедленно взялась за организацию путешествия.

По теории Такаси Есикавы, путешественник, совершая кругосветный вояж в западном направлении, способен обрести гармонию со вселенной, обеспечивая тем самым успех всем своим последующим начинаниям. Иоко использовала этот принцип всякий раз, когда собиралась поручить кому-то из своих близких важное дело. Самое быстрое из таких кругосветных путешествий вьшало на долю Джона Грина – он облетел земной шар за пятьдесят пять часов. Что же до Джона Леннона, то он не строил конкретных планов, и если в конце концов он, человек, который терпеть не мог путешествовать в одиночку, поддался уговорам Иоко, то лишь потому, что она разрешила ему сделать остановку в Бангкоке и отведать невообразимых удовольствий, предлагавшихся в знаменитом квартале красных фонарей.

По прибытии в Гонконг Леннон первым делом поднялся в свой номер в отеле «Мандарин», включил телевизор и принялся накачиваться коктейлями «бренди Александер».

"В Гонконге я играл сам с собой в какую-то странную игру, – рассказал Леннон Джону Грину по окончании путешествия. – Я вообразил, что весь состою из многочисленных слоев, наложенных один на другой, и принялся по очереди снимать их с себя, словно одежду, и раскладывать по комнате. Я представлял себе разные части собственной личности в виде призрачных форм, а сам продолжал лежать на кровати и слушать радио, ожидая, пока одна из них полностью материализуется. И тогда я видел, как моя частица устраивалась в кресле или оставалась стоять у двери и говорила со мной. У этой игры были свои правила. Например, призрак должен был оставаться именно в том месте, куда я его помещал – висеть на крючке в платяном шкафу, лежать на комоде, где угодно. Я заставлял их находиться там по нескольку дней. Это было все равно, что строить собственный дом с привидениями.

Всякий раз, когда мне удавалось отделить очередной слой, я шел принять ванну. После ванны я наливал себе выпивки. Ванна помогала мне расслабиться, но она также была чем-то вроде испытания. Если я чувствовал, что не могу чисто эмоционально заставить себя оставаться погруженным в воду, то это означало, что на мне оставался еще один, последний слой.